Сборник - Мир фантастики 2010. Зона высадки
С отвратительной решительностью упырь протянул свою лапу вновь. Длинные пальцы цепко охватили руку, а мягкий, словно резиновый, хоботок на одном из них зашарил в поисках вены, щекоча кожу. Другая лапа по-прежнему сжимала маузер.
Жало проникло в вену, в последний момент Георгий успел плеснуть на него самогоном. Годится для дезинфекции самогон или нет, однако отвращения у Георгия поубавилось. Он почувствовал легкую боль от укола, но признаков того, что из него извлекают кровь, не было. Только свечение в глазах кровопийцы приобрело синеватый оттенок – как у того вурдалака, отведавшего морфину, которого Георгий последним убил.
Спаиваем пришельцев собственной кровью. Не хватил бы лишку. Он уже минуту ее сосет. Минимум.
Георгий попробовал освободиться, но пальцы пришельца только плотней его руку стиснули. Он попытался свободной рукой их разогнуть, отодрать, но они вдруг стали стальными. Увлеченный занятием, упырь лапой, в которой был маузер, уперся Георгию в горло.
Кобура, съехавшая с впалого бока пришельца, била Георгия по колену. Для пустой деревяшки она казалась чересчур тяжела. Опустив подбородок, насколько позволяла хватка врага, выворачивая глаза, он все же смог углядеть, что из нее торчит задняя часть браунинга.
Видимо, вынув маузер, показавшийся ему более устрашающим оружием, упырь попытался сунуть на его место браунинг, однако рукоять пистолета не втиснулась в узкую деревянную кобуру, и большая ее часть осталась снаружи.
В глазах уже начинало темнеть – от недостатка воздуха, крови.
Сжав коленями кобуру, Георгий рванул из нее браунинг. Все же упырь вбил в нее пистолет плотно, и только третьим рывком его удалось выдернуть. И уже почти в полной тьме он ткнул стволом прямо пред собой и выстрелил.
Когда к Георгию возвратилось зрение, пришелец был еще жив. Стоял на четвереньках в двух шагах от него. Потом вдруг конечности его подломились, и он завалился набок, а потом навзничь. Маузер все еще был в его лапе, но он не делал попыток выстрелить, хотя, думается, сил нажать курок хватило бы. Глаза все еще голубели – значит, ни гнева, ни ярости он не испытывал. Но они гасли, а когда потухли совсем...
Предсмертный, а может, посмертный посыл пришельца оказался внезапен. Был он значительно ярче, чем предыдущий, и более визуального плана, нежели тот, застав Георгия, утомленного схваткой, врасплох. Сменой мест, положений, зрелищ отражались в его сознании, возникали, словно на блюдечке, все пространства и беды России – от Белого моря до Черного, и восточный предел, и Польша, и безнадежный западный фронт. И наиболее выпукло изо всех картин проявилась одна, оказавшись вдруг жизненно важной: город, госпиталь, сестра милосердия – косынка, халат, крест. Жесты, профиль, поворот головы... Черная – из-под косынки – прядь.
Стемнело. День совсем отошел, полномочия ночи сдав. Пришелец умер и перестал вонять. Близко, за дощатой стеной, фыркнул гнедой.
Георгий сидел всё на том же месте, где застигло его видение, даже позы не переменил, сосредоточившись, уйдя в себя, пытаясь извлечь из последней картинки побольше примет, признаков – всего, что может подсказать если не точное местоположение города, госпиталя, то хотя бы географическое направление, в котором искать. Судя по деталям второго плана – юг.
А может, эта картинка – трехлетней давности? Или совсем не соответствует действительности? Может, фальшивой монетой пришелец похмелье свое оплатил? Влез в мою голову. Обшарил ее. Проникся моей проблемой. И покатилось яблочко – да по блюдечку, перебирая виды и зрелища, пока не подсунуло то, чего я наиболее страстно желал.
Он встал. Справился с головокружением, вышел. Небо было черно, плавали звезды. Снисходительно месяц щурился, глядя на неважные земные хлопоты. Конь переступил копытами, давая знать о себе. Взобравшись в седло, Георгий почувствовал себя уверенней. Ночь июньская коротка, надо подальше убраться отсюда. Вместе, гнедой, будем хозяйку твою искать. Вот только где? Пришелец, подлец, мертв. А кроме него подсказать некому.
Выйдя к реке, он бросил поводья. Конь, предоставленный самому себе, повернул на юг.
Я ведь думал, гнедой, что навечно останусь здесь. Думал, некуда, незачем больше жить. Но тронули, подтолкнули – качусь. Словно яблоко по блюдечку. Наливное по серебряному.
* * *
– Кто таков? – спросил Засыпкин вошедшего.
– Так по поводу Пьяного Поля,– сказал вновь прибывший гость, присаживаясь.– Был сигнал.
– О-о... бе-пе... пе? – спросил Засыпкин ехидно.
– Особый отдел... по безвозмездной помощи... погорельцам,– хрипловато, с заминками подтвердил визитер.– Ну... фигурально. А на самом деле – того...
– Тоже Первач? – поинтересовался Засыпкин.
– Ну да, Первачев... Фамилия...– Посетитель замялся. И даже показалось Засыпкину, что слегка порозовел.– А если про это, то да. На вокзале баба уверяла: первач. Не бзди, говорит, первостатейный. Ну, я и конфисковал – путь-то неблизкий, вагоны битком, толкотня...
Засыпкин отвернулся к окну. Там боец чистил картошку. Гусь косился на его сапог.
– ...ну а когда того, то и нет его. Маузер, патроны при мне, а мандата нетути,– бормотал приезжий.– Но я его запомнил, товарищ Засыпкин, у него вид такой, будто бы...
– Сергеев! – крикнул Засыпкин в открытое окно.– Ты сбегай маслица у Марковны попроси! С маслицем нынче картошечка будет. Ну? – обернулся он к посетителю.
– Что – ну?
– Что предпринимать будешь?
– Как что? Карать. Они же хлеб, суки, прячут. Перегоняют, пьют...
– А ты бы сам не запил со страху? Да ты на трупы их погляди. Упыри! Я велел их на ледник бросить.
– Карать есть первое дело революционной пролетарской дек-тат-уры,– веско произнес приезжий.– А иначе что? Разболтаются... Сегодня село поставки сорвало, завтра уезд. А опосля? Губерния? – Приезжий привстал, войдя в карательный раж, и даже собрался грохнуть кулаком по столу.
– А ты покажи-ка, друг любезный, мандат,– хладнокровно и даже словно прикрывая рукой зевок, сказал Засыпкин.
– Я ж тебе сказал, где мандат.
– А ты мне без мандата кто? Хрен в пальто и без пуговиц. Я тебя сейчас арестовать прикажу.– В окно внесло запах дыма. Во дворе боец разводил костер, налаживал котелок с картошкой.– Да твоим мандатом, может быть, контра пользуется. Так что сиди и не рыпайся. Значит так. Если правильно составишь отчет – подчеркиваю: некарательный – напишу, что сгорел твой мандат в борьбе с демонами контрреволюции. И печать поставлю.
– С какими еще демонами?
– Я ж тебе говорю: на леднике. Покажу после.
По участку улицы, видному из окна, тяжело проскрипела телега. Лошадь вел под уздцы небольшой мужичок, тоскливо ссутулившись, босой, в сильно поношенном городском пиджаке, накинутом на голое тело. Засыпкин мельком отметил какой-то непорядок в его лице, но какой именно, не ухватил. Он сунул руку под стол и достал бутыль.
