Татьяна Рябов - Гоша Каджи и Алтарь Желаний
Вот только, похоже, что приключения подошли к своему логическому концу, хотя ребята топали, с трудом передвигая ноги, уже в середине коридора. Позади них послышался мягкий шелест, словно осенний ветер гнал опавшую листву. Колобки слишком уж шустро оклемались и бросились вдогонку за ускользающей едой.
А тут еще Анька, неуклонно отстававшая, совершенно обессилев, резко остановилась, развернувшись в обратную сторону.
— Все, больше не могу, — выдохнула она, сверкнув слезами на глазах. — Дальше без меня. Люмос!
Из ее палочки вырвался тоненький лучик света, ударивший в приближающегося самого голодного и нетерпеливого колобка. Он тут же рассыпался пеплом, а Аня перевела луч чуть дальше, выискивая следующую цель.
— Анька, совсем сбрендила?! — следующей встала как вкопанная другая близняшка. — Это что ж получается, нам совсем-совсем капец настал? Люмос!
Из ее палочки вылетел более солидный пучок света, зажаривший сразу троих дэймолишей, необдуманно приблизившихся к ее сестре. А та в ответ только устало пожала плечами, лихорадочно водя световым лучом во все стороны, словно длинными очередями из «калашникова» поливала.
— …, черт возьми,…!..…, вас обеих! — Каджи, оказавшийся сравнительно недалеко впереди, бросился назад, вспоминая все ругательства, какие только слышал на автозаводских улицах. — Урою!
Правда, совсем непонятно к кому этот рык относился. Все-таки к колобкам, вернее всего. Да только не судьба была Гоше в этот раз развлечься с дэймолишами. Буквально уже на втором шаге, парнишка наступил на какую-то хитрую плиту, и она тут же стала проваливаться вниз. Он сразу же дернулся назад, свалившись на пол и откатившись к тому месту, откуда и бросился на выручку близняшкам. И вовремя.
Туда, куда мальчишка наступил, сверху посыпались крупные булыжники, завалившие, в конце концов, коридор под самый потолок. Один даже прямо к ногам Каджи прикатился, ему на горе камней места не хватило. А парнишка так и сидел на полу чумазый, в порвавшейся мантии, со слезами, скатывающимися по щекам.
Рядом возник Чпок, вернувшийся обратно. Он посмотрел на завал, вздохнул прерывисто и угрюмо высказался:
— Ладно, чего уж тут сделаешь. Пошли дальше. Вряд ли нас ожидает что-то лучшее впереди.
Каджи глянул на него исподлобья, но промолчал, поднимаясь на ноги. Только быстро смахнул с ресниц слезы пыльным рукавом мантии, пока Гордий их не заметил. Хорошо, что здесь полумрак стоял, а то ведь всю дорогу подкалывать будет, гад. А Гоше и без этого сейчас так погано, хоть башкой о стены бейся. Ну вот, спрашивается, на кой ляд он сам сюда поперся, да еще и друзей на глупость подбил?
Через некоторое время ребята, весь оставшийся путь молчавшие и настороженно прислушивавшиеся, опасливо выглянули в следующий просторный и симпатичный зальчик. Ничего страшного на этот раз они не увидели.
Вот разве что Гоше, по старой памяти, статуи, в количестве четырех штук застывшие в углах, совсем не понравились. Высокие, в поблескивающих золотистых латах, с красочными плюмажами на макушках шлемов. И в каждой руке по острому слегка изогнутому клинку. Рук у каждой статуи почему-то было четыре.
А уж две гарпии, окаменевшие изваяниями на выступающем парапете над очередной приоткрытой дверью, еще противнее выглядели. Особенно их прищуренные глаза, напряженно вглядывающиеся в противоположный вход.
Ребята осторожно втянулись обратно, прижавшись к стене.
— Не нравится мне все это, — голос у Гоши звучал тихо и хрипло.
— И что с того? — так же хрипло поинтересовался Чпок. — Можно, конечно, и здесь постоять, пока с голоду не окочуримся.
— Ладно, тогда давай бегом до следующей двери, — предложил Каджи. — Хотя надоело уже. Я никогда в жизни столько не бегал.
Гордий почесал затылок, задумавшись, но интересных мыслей не начесал, а потому согласился:
— Рванем на три. Палочку приготовь на всякий случай. — И мальчишка принялся отсчитывать. — Раз, два, два с половиной, три…
А затем ребята одновременно выскочили в зал, опрометью бросившись в противоположную сторону к двери. Прямо навстречу летящим гарпиям. Да и латы тоже не стояли без дела, ходко двинувшись в их направлении с четырех углов.
Каджи даже умудрился увернуться от спикировавшей на него сверху железной птички с женским приветливо-злым лицом. И оглянувшись назад, с удивлением заметил, как ему вслед посыпались перья, срываясь с крыльев заложившей крутой вираж гарпии. Только они с легкостью втыкались в каменный пол, превращаясь во время полета в маленькие, но острые кинжальчики. И еще Гоша увидел, как вторая пичуга, удачно цапнула Чпока острыми когтями за плечи и, немного приподняв в воздух, небрежно швырнула в обратную сторону.
Гордий плашмя и приземлился почти в то место, откуда ребята только что стартовали. Но он тут же вскочил на ноги, недовольно поморщившись, и выставил вперед волшебную палочку навстречу приближающимся латникам. И даже что-то пробормотал себе под нос.
Каджи, уже влетевшему в дверь, показалось, что из палочки Чпока вырвалась на свободу крохотная молния, чего он от спутника совсем не ожидал. И она угодила ближайшему противнику под забрало. Но тот только мотнул недовольно шлемом и припустил вперед даже еще быстрее.
— Гордий! — заорал Гоша, отчаянно пытаясь задержать дверь, потихоньку начавшую закрываться. — Вынимай из них душу. Они же не живые!
И парнишка даже умудрился прицелиться, подталкиваемый дверью, и выпалить:
— Индиферро!
Ближний к Чпоку латник, которому до этого уже влетело под забрало, тут же споткнулся на ровном месте и нелепо завалился вперед, рассыпавшись от удара на запчасти. А Каджи успел услышать нагло-самоуверенный ответный крик Гордия:
— Щас я из них тут, блин, повытрясаю души! — в очередного латника опять угодила скромная молния.
И тут дверь окончательно захлопнулась. А Каджи, подергав ее на удачу за ручку, но, прекрасно зная, что она не откроется, опустился прямо на пол, устало привалившись к ней спиной. И подумал, что зря Чпок не ходил на факультатив по дизайну: с латниками и статуями гарпий он точно не справится.
Когда чуточку успокоился, и сердце перестало рваться из груди, парнишка неспеша поднялся. Бежать теперь некуда, да уже и не хотелось. Почему-то Гоше стало все безразличным.
Комнатка, в которой он очутился в полном одиночестве, была совсем крошечной. И почти пустой, если не считать пары горящих факелов, закрепленных на стене, двери, не желающей открываться, да большого зеркала в красивой раме напротив нее. К нему-то Каджи и направился.
