Вера Школьникова - Стрела на излете
- Я все сделаю. Но, - он встал, подошел вплотную к Эльвину, оттеснив того к столу, наклонился и прошипел прямо в лицо, - тебе я ничего не должен, родич. Помни об этом, когда в следующий раз предъявишь мне счет за чужую кровь.
Граф закрыл глаза, вцепился в столешницу, но не пытался отодвинуться, и когда Мэлин отошел, зашелся в кашле, а когда снова смог говорить, прошептал едва слышно:
- Нет разницы, чужая кровь или своя. Но ты не поймешь.
- А ты лжешь. Причем самому себе. Это вашему святому Адану, может, и было все равно, за кого умирать. А для тех, кто решает за других, разница есть всегда.
Эльвин молча опустил голову, на этот раз не найдя, что возразить.
***
Лариона он нашел в замковой библиотеке, занимавшей все левое крыло, не так давно отремонтированное. Большую светлую комнату заливал солнечный свет, рассыпался пятнами по деревянному полу, играл бликами на чернильном приборе и мраморной столешнице. Вдоль стен ровным строем стояли книжные шкафы, новомодные, со стеклянными дверцами. Как ни крути, а быть книгочеем по-прежнему оставалось дорогим удовольствием: сами книги подешевели, как только король разрешил печатный станок, зато один такой шкаф, должно быть, стоил дороже своего содержимого. В этой комнате хранили только новые книги, бумажные, в твердых переплетах. Сквозь стекло поблескивали золотые буквы на корешках. Рукописные фолианты и пергаментные свитки разместили в других помещениях, Мэлину пришлось пройти через все крыло, пока он добрался до нужной комнаты.
Юноша, уже не мальчик, но еще не мужчина, впрочем, полуэльфы поздно взрослели, он мог бы провести годы на тонкой границе между юностью и зрелостью, прежде чем всемогущее время оставило бы первые следы на его лице. Эльфийская кровь смягчила угловатую резкость черт Аэллинов, скруглила высокие скулы и подбородок, но несмотря на это, повзрослевший Ларион удивительным образом стал больше походить на отца. В волосах прибавилось темных прядей, затвердели губы, избавившись от детской припухлости запали щеки.
Ларион сидел на подоконнике, забравшись с ногами, раскрытая на половине книга валялась на полу:
- Я рад, что ты вернулся. Ей станет легче, когда ты будешь рядом.
- Ей? А тебе? - Мэлин покачал головой, - что ты сделал с собой, мальчик? Зачем?! Тебе, единственному среди живущих, была дана свобода! С самого рождения!
- Я выбрал, - спокойно ответил Ларион, - право выбирать - это ведь тоже свобода, - но Мэлин слишком хорошо знал своего племянника, чтобы поверить этому обреченному спокойствию.
Перед его внутренним взором сверкал невыносимо яркий камень безупречной огранки, семигранный наконечник копья, семь чистых, глубоких цветов: алый, зеленый, синий, желтый, белый, серебряный, черный. Нет места для оттенков и полутонов, все беспощадно ясно. Еще одно живое оружие. Сила, невероятная, невыносимая, пульсировала на острие, и Мэлин понимал, чего стоит мальчишке удерживать в себе эту мощь, не позволяя сорваться раньше времени.
Ларион все так же бесстрастно сказал:
- Ты убил Ирэдила.
- Он первый начал.
- Верю. Но его смерть спустила лавину. У нас не осталось времени, ни у него, ни у меня, - и вдруг, на мгновение, в нем проглянул прежний Ларион, голос дрогнул, а по сверкающим граням прошла легкая рябь:
- Я видел отца.
Мэлин только кивнул, потом сказал негромко, сам себе:
- А я-то думал, что быть Аэллином уже достаточное проклятье. Но нет предела совершенству. Ларион, послушай, это, конечно, бесполезно, не могу же я один переубедить Семерых и твоего покойного батюшку, но все же! Ты свободный маг, это твоя суть, твоя природа. Они могут дать тебе свою силу, наполнить и переполнить тебя силой, но никто не может изменить то, что ты есть. Ты ничего им не должен.
- Но это и есть я, - все так же спокойно объяснил Ларион. Он легко соскользнул с подоконника, выпрямился во весь рост, оказавшись чуть выше Мэлина.
- Они используют тебя!
- И что же? Моя мама создала тебя и родила меня, чтобы использовать, разве не так? Но на нее ты не сердишься. Вся моя свобода, о которой ты так много говоришь, это свобода выбирать, кому служить.
- Неправда! Твоя мать любит тебя.
- Я знаю. Тебя она тоже любит. Но это ничего не меняет, - Ларион отвернулся к окну, не желая продолжать разговор.
***
- Он прав, - тихим, безжизненным голосом произнесла Далара, - это ничего не меняет. Я создала своего сына, и его отца, и тебя - всех вас. Гналась за своей мечтой, не думая, чем вы будете расплачиваться. Я предала его задолго до рождения, и теперь он убивает себя от отчаянья.
Мэлину захотелось схватить ее за плечи и как следует встряхнуть:
- Просто так приплод рожают только кошки. Людям свойственно возлагать на потомство надежды. Лорд растит из сына правителя, крестьянин - работника, мастер - подмастерье. Вся разница только в том, что у тебя был способ обеспечить исполнение этих надежд, а простым смертным приходится действовать наугад. Что вырастет, то вырастет, кому повезет, а кому нет. Уж позволь мне самому решать, кто меня предал и ради чего, и хочу ли быть тем, кем являюсь. И то же самое позволь своему сыну.
- Он уже решил.
- Он решил! - Мэлин всплеснул руками. - Мальчишке еще десяти лет не исполнилось, и он уже решил! Ты думаешь, что если он вымахал за одну ночь, то и ума в голове прибавилось?
Далара нахмурилась, а Мэлин продолжал, уже спокойно:
- Ларион - ребенок. Семеро собираются использовать его, а ты отошла в сторону и каешься в старых грехах, вместо того, чтобы защитить своего сына.
- Но что я могу сделать?! - В отчаянии выкрикнула измученная женщина.
- А это уже другой вопрос, и ответа я на него пока что не знаю. Поживем - увидим. Но чтобы ни случилось, я стану за его спиной. Да, кстати, твоя прабабка жива и думаю, что здорова, чего не скажешь про вашего короля, а я опять вернулся, и на этот раз не буду тратить время на глупости. Иди сюда.
Он притянул эльфийку к себе, уткнулся подбородком в ее макушку, и с горечью заметил, что в разноцветных прядях прибавилось серебра. Закрыл глаза, с жадностью вдохнув знакомый, чуть горьковатый запах ее духов, положил руки на спину, начал разминать неспешно закаменевшие плечи, а потом потянул вниз, на старый, выцветший, но по-прежнему мягкий кавднийский ковер.
***
Танкерд Маллар, граф Вонварда, годился графу Инваноса в отцы, а то и в деды. Сухой жилистый старик не скрывал своего раздражения и сердито выговаривал Эльвину, которого помнил еще младенцем на руках у матери:
- И чего только зря время тратим, а? Знал бы, что на пустую болтовню зовешь, не приехал бы. Ишь! В-е-е-е-рность, прися-я-я-га, импе-е-е-ерия! - Ядовито передразнил он молодого графа, - где та верность и присяга были, когда покойник, чтоб ему на том свете песок пятки поджарил, Вильена добивал?
