Полина Каминская - Операция "Антиирод"
– Он считает себя самым крутым экспертом по чудесам, – вставила Света.
– И вовсе нет! – Букет негодующе замахал цветами. – Я такого никогда не говорил!
– Зато думал, думал, думал! – Света чуть не запрыгала по комнате.
– Все, – очень сурово произнес Саша. – Прекратить детский сад! Отвечать только на мои вопросы.
– Тебе действительно пошла бы колония для трудных подростков, – быстро сказала Света, но тут же зажала рот ладошкой. Саша сделал вид, что не слышал этого последнего замечания.
– Еще раз, уважаемый Юрий Адольфович, повторите, пожалуйста, как далеко в будущее вы можете смотреть?
Букет ненадолго задумался.
– Вы знаете... Четко я могу видеть на два – два с половиной часа. А общую тенденцию могу разглядеть и на месяц вперед.
– Хорошо. – Саша задумчиво кивнул. – И какова эта тенденция в нашем случае?
– Честно говоря, ни один из вариантов не достигает нужной цели, – смущенно ответил Юрий Адольфович.
– Так. – Саша вдруг ощутил пугающую пустоту. Везде. И вокруг себя, и внутри. Резко тряхнул головой, отгоняя пессимистические мысли. – Оставим пока эту тему. А сейчас скажите мне, пожалуйста, о чем это вы так горячо спорили, когда я пришел?
– Мы спорили о том, какой блок ставить, – ответила Света. – Юрий Адольфович настаивал на общем блоке, а я говорю, что Гришке и Козлодоеву блок вообще не нужен. Они-то уверены, что мы ищем ребенка Кашина для того, чтобы охранять его.
– Точно?
– Конечно. – Света пожала плечами. – Как же иначе? Семья погибла, государство должно взять на себя заботу об осиротевшем мальчике. А еще, – теперь она заговорила голосом дежурной ябеды, – Юрий Адольфович считает, что нам с тобой нужен глухой блок, а я считаю, что не глухой, а маскирующий.
– Ты не могла бы объяснить подоходчивей? Я в ваших тонкостях не разбираюсь. Что значит – глухой? Что значит – маскирующий?
– О Господи, ну это же так просто! Глухой – это полная блокировка всех излучений мозга. Как будто ты вообще ни о чем не думаешь. Я думаю, это выглядело бы слишком подозрительно. Поэтому я предлагаю именно маскирующий.
– То есть я буду думать одно, а ты будешь изображать другое?
– Именно.
– Хорошо. Я понял. Но ведь тебе этим придется заниматься все время?
– Что поделаешь, – вздохнула Света, – работа у нас такая...
– Все. – Саша встал. – Давайте на сегодня все обсуждения закончим, надо отдохнуть. А завтра посмотрим. – Он подошел к двери и снова задумался. Все это очень мило. Но где же мне спать? Да и Юрия Адольфовича вроде неудобно здесь оставлять... – Пойду-ка я тоже в машину. А то там мои подчиненные уже, наверное, целое кляузное письмо генералу Степницкому накатали.
– Не накатали, – сообщил букет. – Они курят и рассказывают неприличные анекдоты.
– Тем не менее. Вы как, Юрий Адольфович, со мной?
– Я думаю, букет можно оставить здесь, – ангельским голоском сказала Света. – Если он пообещает не подсматривать.
– Детский сад, – пробормотал Саша. – Спокойной ночи, товарищи.
Стартовали утром, чуть свет. Похлебали чаю, попрощались с сонной дежурной и выехали. Через полчаса поездки пассажиры уже дремали. Саша вел машину, сосредоточенно размышляя о предстоящем задании. В меру сил в этом размышлении участвовал Юрий Адольфович. Безусловно, мысленно.
– Я не представляю, что нам делать. Ну, найдем мы этого ребенка, и что? – мысленно спрашивал Саша.
– Уничтожить! – решительно отвечал Юрий Адольфович.
– Как?! Как вы себе это представляете? Башкой об стенку? Пристрелить?
– Чутье подскажет, – твердо отвечал пианист.
– Не уверен. – Саша трусливо гнал прочь мысли о ребенке.
– Вы просто поймите, ЧТО это за ребенок! Это же НЕ человек! Это маяк, стационарный маяк, установленный для того, чтобы легче было воровать наши души! – Юрий Адольфович упорно гнул свое, не давая Саше отвлекаться.
– А вы-то откуда это знаете?
– Я... я не могу это объяснить... – У Юрия Адольфовича действительно не хватало даже мысленных образов, для того, чтобы объяснить, КАК он понимает действия вороватых пришельцев. – Я... попытался быть... как бы одним из них... Я понял, то есть я, конечно, не смог до конца их понять, они слишком, чудовищно другие, чем мы... до такой степени, что... ах, мне не объяснить... мы оказались на их пути по чистой случайности... мы им не интересны, как нам не интересен муравей... нет, даже не муравей, как нам не интересен пролетевший мимо атом кислорода...
– У кислорода двухатомная молекула, – зачем-то вставил Саша.
– Это совершенно не важно, ну, пусть какой-то другой атом... единственное, что их интересует, это наши души. Оказывается, для них – это совершенно новая форма существования материи... или пространства, простите, я в этом совершенно не разбираюсь... у них даже нет понятия времени как такового. Поэтому они видят нас как бы целиком – все человечество, нет, всю историю Земли, начиная с первой живой клетки, как на ладони. Они в принципе не желают нам зла, поскольку и такого понятия у них тоже нет... Им нужны наши души, и они сделают все, чтобы получить их столько, сколько сочтут нужным... – Юрий Адольфович мысленно замолчал.
– Ну, положим, насчет их отношения ко времени я уже понял, – отвечал Саша. – Иначе как они вернули нас обратно, изменив кое-какие детали? И я думаю...
– Я думаю, – внезапно перебил его Юрий Адольфович, поддавшись внезапному озарению, – что именно здесь и надо искать выход!
– Где – здесь?
– Во времени! – Тут их мысленный диалог прервался, потому что Гришка, задремав, ударился головой о стекло.
– Фу! – вскрикнул он, просыпаясь. – Что, уже приехали?
– Нет, – ответил Саша, – нам еще часа два пилить. Ты поспи, поспи еще.
– Не, не хочу больше. У меня шея сильно затекает. – Серебряков покрутил головой.
– Ну, тогда буди остальных, проведем утреннее совещание.
– Прямо так, в машине? А поку-ушать? – Серебряков принялся картинно почесывать живот. Потом вытащил карту, повертел головой и радостно сообщил: – Километров через пять будет отличное кафе!
– Знаешь, Гриша, – задумчиво проговорил Саша, – иногда я просто поражаюсь, как мирно в тебе уживаются два совершенно разных человека...
– Чего-чего?
– С одной стороны – патологический жрун и трепло, а с другой стороны – классный оперативник. – Саша смотрел прямо перед собой. – Вот послушать тебя в мирной обстановке – ну не мужик, а какой-то желудок ходячий!
Гришка неопределенно крякнул, но ничего не ответил. Ему было обидно за “желудок ходячий”, но наверняка чертовски приятно за “классного оперативника”.
