Анна Степанова - Темный мастер
— А как же волки?..
— В лесу сейчас много хищного зверья. Наверное, есть и волки.
Раздраженное фырканье ясно давало понять, как Эдан отнесся к этому доводу. Охотница пыталась открыть глаза, рассмотреть незнакомца, но веки не слушались, тело растекалось теплом и слабостью, голова предательски уплывала в сон.
— Почему я должен верить тебе? — на краю сознания откликался родной голос.
— Желай я вам зла, просто не пустил бы на порог, — снисходительно, как ребенку, разъяснял старик. Его вкрадчиво-плавная речь очаровывала, усыпляла не хуже кровь-травы. — Но я же открыл дверь, помог вам согреться, исцелил твою подругу…
— Я знаю. И благодарен тебе. Но все же пока посижу здесь…
— Тебе тоже нужен отдых.
Лая уговаривала себя вынырнуть из сна, отчаянно со жрецом соглашаясь, но сил, чтоб пошевелиться или издать хоть какой-то звук, не было.
— Я не оставлю нас беззащитными на твою милость, — меж тем говорил Эдан. — Не могу. Доверию к незнакомцам меня не учили.
— Даже к благодетелям?
— Особенно к благодетелям!
Казалось, жрец не знает, что на это ответить.
— Зря, — наконец раздался его укоризненный вздох. — И чем ты поможешь подруге, если свалишься от усталости?.. Я не причиню вреда. Да и что может дряхлый старик против темного мастера?
— Какие все сведущие в здешних краях! — без удивления, но с досадой бормотал Эдан. — На мне что, клеймо стоит?
— Хороший лекарь всегда почует такого, как ты. Измененного. Улучшенного…
Любимый еще шипел в ответ что-то недоброе, но Лая уже не разбирала, окончательно потерявшись в сонном мареве.
В следующий раз она проснулась уже в тишине, прижатая к нагретой горящим очагом стенке, с ощущением мужского тепла и сонного дыхания за спиной, да тяжести знакомой руки на боку.
Значит, жрец все-таки уговорил его?
Лая слабо улыбнулась, не открывая глаз, но тут же застыла, затылком почуяв настырный, изучающий, нехороший какой-то взгляд. Она чуть было не пропустила вдох, но вовремя опомнилась, задышала спокойно и ровно, старательно изображая сон и радуясь в душе, что Эдан так настойчиво учил ее, нерадивую, всегда прятать свое присутствие.
— Огненная нить… — послышалось рядом тихое старческое бормотание. — Надо же! Горит? Горит… Вот так везение!.. — Слова жреца были путаны, неразборчивы, как у человека, от одиночества давно уже привыкшего говорить лишь с самим с собой. — А ты думал, не придешь ко мне?.. Я знал, что придешь… Вон каким стал! Не зря я столько сил потратил… А я, значит, дурак по-вашему? Нет, я прав был — не вы! Это вы дураками были… Старые, мертвые дурни… Хи-хи… Ну, побегал, мальчик, — и будет…
Охотница замерла, борясь со сном и вялостью, стараясь вникнуть в странное бормотание, а старик все повторял и повторял что-то про огненную нить и про неизвестных дурачков — теперь уж совсем бессмысленно. Потом и вовсе сбился на хриплое, некрасивое хихиканье, совсем не похожее на его прежнюю, плавную, убеждающую речь.
Боги! а вдруг нелюдимый их хозяин свихнулся здесь, в глуши? Или, может, это Лае в горячке чудится?
В любом случае, наутро окончательно проснувшись, девушка первым делом поклялась себе внимательно за жрецом приглядывать, и очень старалась свое слово сдержать.
Так прошло пять дней. Пять дней! Если бы не волки на тропе и не ее проклятая болезнь, они с Эданом уже переходили бы через Перешеек. Что там Иша говорила насчет «успеть» и «обмануть судьбу»? Девушке казалось, что их время утекает, как талый снег сквозь горячие пальцы. С каждым днем ей становилось все тревожнее.
Жрец еще этот…
Старик-хозяин не походил больше на безумца, но все же вел себя странно. Кружил угодливо вокруг Эдана, выпытывал, хитрым котярой терся у ног, чуть ли не мурлыча, щедро расточая с каждым словом сладчайший мед и приторный дурман кровь-травы, — но темные глазки при этом блестели нехорошо, колюче так, выжидающе… Он и к Лае поначалу, видя, как трясется над ней молодой мастер, пытался подольститься, но охотница держалась настороженно, в ответ на покровительственные улыбочки зло поджимала губы, ворчала Эдану на ухо, что старик ей не нравится, и тайком перетряхивала вещи в мешках да собирала припасы, готовясь улизнуть из этой заснеженной крысоловки, как только хватит сил выйти за порог.
До жреца, впрочем, вскоре дошло, что Лая ему не помощник, а может, в своем затворничестве он просто невзлюбил женщин, — и теперь относился к ней не иначе, как с опаской и брезгливым снисхождением, будто к больному зверенышу, случайно подобранному в лесу. Лечить — лечил, зельями пичкал, выхаживал, но сладкая улыбочка очень быстро сменилась презрительной гримасой, которую, вопреки всем стариковским ухищрениям, Эдан заметил почти сразу, а заметив — и вовсе ощетинился. Ну как же — его Снежинку обижают! Да как этот старый котяра посмел!
Лая от такой чрезмерной заботы только фыркала, но про себя растекалась от удовольствия.
Старик же сдаваться не желал: лез, когда на ощупь, а когда — и напролом, пытаясь зацепить принесенного к нему метелями темного мастера то так, то эдак, — и вот, к концу пятого дня, кажется, нашел лазейку.
Охотница как раз возилась в грязной здешней кухоньке, используя приготовление ужина как предлог, чтоб улизнуть из-под неприятной опеки своего лекаря, когда услышала, как тот хлопает входной дверью, топчется на пороге единственной жилой комнаты, отряхивая снег, ворчит что-то себе под нос, шаркая к огню очага, а потом с любопытством спрашивает у пристроившегося прямо на полу юноши:
— Чем это ты занят?
Лая поближе придвинулась к плетеной занавеске, отделяющей комнату от кухоньки, и прислушалась — ей тоже было интересно. С самого обеда Эдан, отыскав среди их вещей грифель и мятые листы дорогой гильдийной бумаги, забился между очагом и единственным в приютившей их землянке тусклым окошком и что-то увлеченно писал, рисовал, чертил, задумчиво хмуря светлые брови.
— А? — рассеянно оторвался он от своего занятия, лишь когда жрец повторил свой вопрос. — Пытаюсь сделать амулет, который будет на мне, но при этом станет отслеживать состояние здоровья другого человека. То что надо для одной слишком скрытной упрямицы…
Услышав такое, Лая возмущенно фыркнула, но, вспомнив загадочные схемы и формулы, выходящие из-под Эданова грифеля, вдруг приуныла. Она-то сама амулеты делала наугад, на одной лишь интуиции, — а потом удивлялась еще, почему не все работают, как надо.
«Зато сломать любой, неважно чьего производства, — для меня не проблема!» — поспешила себя утешить, и осторожно выглянула из-за занавески.
Жрец с интересом наклонялся к исчерченным листкам, расспрашивал и бормотал что-то одобрительное.
