Наталья Игнатова - Врагов выбирай сам
– Где? – Альберт огляделся.
Трава. В отдалении – сосны с березами вперемежку. Кусты островком с серо-голубыми цветочками – куриные слезки называются.
– Корзинка, – подал голос Зако, наклонился с седла, ткнул пальцем: – Ты об этом, что ли?
Теперь и Альберт разглядел. И удивился, как сразу не приметил. В самом деле, колючие стебли куриных слезок сплелись между собой, связались узелками, как будто ветер играл в кошачью колыбельку, запутал, да и бросил так.
– Может, само? – предположил Альберт, на всякий случай старательно осматриваясь. Нет, магией не пахло.
– Да где же само, когда оно второй раз уже, – пробурчал Зако.
– Третий, – поправил Артур. – То ли пастыри брешут, то ли это по нашу голову.
– Невелика ты птица. – Золотой Витязь тронул коня. – Поехали, что стоять? Чем дальше к ночи будем, тем лучше выспимся.
– И то верно. – Старший был как-то подозрительно покладист.
Поехали. Хорошей рысью. Лошади еще порывались в галоп: не набегались, но Артуру, по всему видно, не до скачек стало.
* * *Сто лет назад в появлении Цветочницы в предгорьях Упырского хребта не было бы ничего удивительного. Она любила траву и туманы, но пройти в долину Тисы ей удавалось редко – храмовники не зря ели свой хлеб. Опасна Дева Трав становилась разве что когда открывали каналы. Ну еще для тех смельчаков, что брались пахать и сеять, не озаботившись покровительством церкви. Для них, впрочем, опасны были и храмовники: ничего доброго не родила земля без должной защиты. И плохо было купцам, пойманным на контрабанде, но еще хуже было им, если Цветочница раньше, чем Храм, находила незаконный товар.
Возили, конечно. Боялись, а возили – так уж люди устроены. Хоть кол им на голове теши. Нельзя, а все равно возили.
Сто лет назад. Как сейчас, кто знает?
Корзинка, в третий раз попавшаяся на глаза, – верный знак: Цветочница учуяла людей и идет теперь рядом, ждет ночи, точнее, утра раннего ждет, когда роса туманом в небо поднимется. Вот в тумане она и явится.
Зако прав: невелика птица Артур Северный, чтобы по его следу кто-то...кто? духа трав пускал. И псов голодных к его дому вызывать тоже незачем. И чувырл земляных навстречу гнать. Дай другое объяснение, Золотой Витязь. Дай, и Артур его примет с радостью. Потому что куда приятнее объяснять непонятное случайностями и совпадениями, чем знать, что странностям всем ты сам причина.
Ты и брат твой младший, первый в Долине маг. Не знает Золотой Витязь, что такое Артур и Альберт вместе.
И никто не знает. Даже Флейтист ничего вразумительного сказать не может.
* * *Ночевали в поле.
С дороги свернули, рассчитывая за день проскочить предгорья, и к вечеру добраться до Лугоса – деревеньки, примостившейся под самой насыпью. Деревенька так себе: не пашут не сеют – путниками живут, ими же и кормятся. Гнездо паучье: вся контрабанда из Добротицы через Лугос идет, хайдуки с двух княжеств в Лугосе с покупателями встречаются, Ежи Цыбань там чуть ли не за святого, именины его – престольный праздник.
Не сложилось с Лугосом. Пост, что Храм в деревеньке держал, за ненадобностью дальше на восток отправили – на окраины, куда пастыри еще не дотянулись. Вот и выходило, что некому теперь людей от Цветочницы защитить. А значит, и тащить ее в деревню никак нельзя.
Ну, нельзя так нельзя. В поле так в поле.
Младший не возражал, он за месяц под крышей насиделся, по воле соскучился. Зако поворчал для порядка, что, мол, ехали бы, как люди, по трактам... оно дольше, зато спокойнее.
Дольше. Насколько дольше, Золотой Витязь и сам понимает. А спокойнее ли – это как посмотреть. Если случайно на Цветочницу наткнулись, если осталась она здесь по пастырскому недосмотру, по Храмовой оплошности, тогда да, тогда, и вправду, спокойней было бы по трактам ехать. Но в оплошность орденских бойцов никак не верилось. Будь у них возможность пастырям нос утереть, пальцем в Цветочницу ткнуть («упустили, чернорясые, упустили нечисть»), неужто не ткнули бы? А раз сняли пост и отправились на восток, значит, чисто было на Упырском хребте. Значит, и на трактах не Дева Трав, так другая какая дрянь встретилась бы.
Зако хоть и Золотой, а все-таки хайдук. Не понимает он, как можно сидеть спокойно и ждать, когда же из тумана смерть выплывет. От смерти бежать надо, следы путать, прятаться или вступить с ней в борьбу. Потому и бед от хайдуков больше, чем пользы. И Храм их не любит. Ну да ладно. Ночь пройдет, утром Цветочница явится, а потом, бог даст, в Лугосе успеем на утреню. Младший наверняка захочет позавтракать в трактире, значит, будет время сходить в храм.
А Зако от совета уехать в деревню презрительно отказался. Даже, кажется, обиделся слегка. Артур его понимал, он и сам бы обиделся, предложи ему кто за городскими стенами переждать, пока другие в чистом поле с нечистью бьются. Еще Артур понимал, что обиды обидами, а будь от него в этом бою столько же пользы, сколько от Золотого Витязя, он, пожалуй, убрался бы за стены.
Чтобы не мешать.
Зако тем не менее остался. И теперь наблюдал, как катается по земле огненный валик, выжигая траву и корни. Как Артур, смиренно стребовав у Господа снисхождения, благословляет овес в лошадиных торбах и съестные припасы. Сам хайдук тщательно вычистил всем лошадям копыта, выбрал репьи из хвостов и проверил сбрую: не застряло ли в пряжках или между ремнями какого-нибудь зловредного корешка-цветочка. Даже соломинка могла сейчас быть опасна.
Уже в темноте встряхнули и выхлопали на ветру всю одежду.
Потом Артур как ни в чем не бывало взял свой топор и лезвием очертил по выгоревшей земле большой круг, замыкая в него и лагерь, и стреноженных лошадей. Зако, подвесив котелок над огнем, наблюдал, как рыцарь творит ворожбу, и даже слов язвительных не находил. В прошлый раз, когда к Цитадели Павших ездили, круги чертил сэр Герман, и тогда, понятно, лучше было помолчать. А сейчас-то, казалось бы, самое время сказать что-нибудь гадкое.
Второй круг был начерчен древком топора.
Третий... Уже не круг – с кончиков пальцев святая вода на восемь сторон света.
– Ну и зачем? – спросил наконец Зако. – Известно же, от Цветочницы так не спастись.
– И не надо. – Артур бросил ему жестянку с чаем. – Завари.
– Мы от нее спасаться и не собираемся, – объяснил Альберт, роясь в одной из своих сумок, – круги – это от всякого разного…
Уточнять Зако не стал, занявшись чаем. «Всякое разное» в устах братцев могло означать что угодно – от обычного трупоеда до пляшущих ведьм, вспоминать о которых до сих пор неуютно.
Альберт же извлек из сумки кулек с конфетами. Да не с простыми леденцами – со «Снежным бархатом», завернутым в золотую фольгу. Ей богу, каждая конфета в своей обертке. А на обертке рисунки выдавлены.
