Наталия Панина - Сила магии
– Как только она ушла, Ронни опять вернулся к первоначальному облику. Значит, действовала не энергия волшебника, а его присутствие. Получается, Варвара была рядом. Кстати, Ронни тогда еще сказал, что у Алисы глаза Варварины. Я сдуру внимания не обратила, а теперь и не спросишь, что он имел в виду.
– Ты хочешь сказать, что кто-то заблокировал Варвару в земном воплощении Алисы? – переспросила Наталья.
– Я в этом почти уверена, – подтвердила Лика, – только доказать не могу.
– Если ты права, мы ничем не можем ей помочь. В наших силах только не допустить встречи двух Алис. Если они столкнутся, будет катастрофа.
– Если… Это ты правильно сказала. Алиса в Ваурии, с кольцом Мерлина на пальце. Ты уверена, что она сможет вернуться?
– Она не одна, – успокоила Наталья, – с ней Инсилай, Ронни и Мирна. К тому же Локи сказал, что все устроится.
– Он бы тебе и не то пообещал, лишь бы вышвырнуть из Альвара, – буркнула Анжелика. – Он же нас просто за уши оттуда тащил, вспомни.
– Может, он надеялся спасти нас? – предположила Наталья. – Не хотел лишних жертв.
– Кто, Локи? – усмехнулась Лика. – Ты веришь в то, что Черный Маг Локи бросил в Ваурии свою дочь и избранного ученика, чтобы спасти нас с тобой? Не смеши!
– С чего ты взяла про избранного? – удивилась Наталья.
– У него татуировка Наследника. Ты ж ему занозы из спины вынимала, неужели скорпиона не заметила?
– Я только одни синяки видела. Мне его спина исполосованная в кошмарных снах снится. Слушай, до сих пор не верится, что этот разгильдяй Инсилай – Волшебник Школы Скорпиона, – Наталья грустно улыбнулась. – Знаешь, онперед самой этой заварухой под заказ исполжелы строгал, а их ночью кто-то сгрыз. Крику было, страшное дело.
– Кто сгрыз-то? – заинтересовалась Лика.
– Не знаю. Да и какая теперь разница. Глупости все это, просто вспомнилось. Вроде и недавно все было, а как будто в другой жизни.
– Да-а… – вздохнули они одновременно и посмотрели на закатное московское небо в сиреневато-розовых перистых облаках.
* * *Я проснулся, когда солнце было высоко в небе. Ронни и Мирна уже встали и вполголоса совещались о чем-то. Я хорошенько продумал вчерашнюю идею перевоплощения и уже через пару минут явил себя в образе ветхого, как мир, старика. Лохмотья полунищего, но свободного гражданина, тощая сутулая фигура, слабые дрожащие руки с узловатыми пальцами, седая лысеющая голова с длинными патлами, клочковатая хилая бороденка и шамкающий беззубый рот.
– Ну, как? – лично я был вполне доволен получившимся.
– Неплохо, – похвалил Ронни.
– Отвратительно! – раскритиковала Мирна. – Ты забыл самое главное. У полуживого ваурского старца не может быть таких блестящих, ярких глаз.
– Я не Маг, а простой Волшебник. Если изменю глаза, не смогу колдовать взглядом, – отбивался я, – а в Ваурии обожают затыкать рты и вязать руки, что тогда? Я просто не буду поднимать глаз, если мы столкнемся с патрулем. Кстати, могу и вас подкорректировать, желаете?
– Валяй, – опрометчиво согласился Ронни.
Я немного пофантазировал и двумя пассами превратил Рональда в худенького подростка лет тринадцати с ржаво-рыжими вихрами и разбитыми коленками. Его орехово-желтые глаза с ежиком коротких ресниц с удивлением взирали на мир.
Мирна хихикнула. Ронни оглядел себя в близлежащей луже и заголосил на весь лес:
– Сговорились вы, что ли, господа Волшебнички?! Чувство юмора свое решили на мне оттачивать? Как это ты еще без очков обошелся!
– Каких очков? – не понял я.
– Обыкновенных, стеклянных, – рявкнул Ронни.
А по-моему, очень неплохо получилось. Кстати, ваурцев в очках я вообще не видел. Чего он так раскипятился?
– Ты бы еще в грудного младенца меня превратил! – продолжал бушевать Рональд.
– Извини, не могу, – вежливо отказал я. – Как выяснилось, в этой стране грудных детей за пределы резервации не выпускают.
– Накинь ему пару годков, – подумав, сказала Мирна. – Не видела я в Альваре никого младше пятнадцати.
– Тоже мне детки! Я в семнадцать уже был Чародеем и, как пчелка, трудился на Земле.
– Кем это ты трудился? – ехидно спросил Ронни. – Главным шаманом или придворным воспитателем?
– Нет, Ронни, шаманом я не был, но у тебя все впереди.
– А правда, Илай, – вступила Мирна, – кем ты там был?
– Партизанил потихоньку. Может, пойдем уже?
– В брянских лесах? – заинтересовался Ронни. – Или во вьетнамских джунглях?
– Мы идем, или у нас здесь гнездо? – проворчал я.
– Идем-идем, – Мирна встала. – Ты не ответил, Инсилай.
– Ничего интересного. – Мне совсем не хотелось предаваться воспоминаниям.
– Так я и поверил! – усомнился Ронни. – Погулял, небось, на все деньги.
– И даже в кредит. – Угадал Рональд, земная жизнь была бурной.
Мы пошли через лес, преодолевая выпирающие из земли корни и кучно произрастающую колючую гадость. Мирна не унималась:
– Так где же ты партизанил? Расскажи, нам интересно.
– В Кордильерах. – Далась им моя предволшебная отработка. Сегодня я бы предпочел про что-нибудь повеселее.
– Так вот почему отец делал такой акцент на латиноамериканские революции! Оказывается, он тебя туда отправил, – ухмыльнулась Мирна. – Ну, раскрой страшную тайну, кем ты там колдовал-бунтовал?
– Что ты ко мне привязалась? – разозлился я. – Кем поручено было, тем и бунтовал.
– Ты что же, прошлого стыдишься? – удивился Ронни.
– Чего мне стыдиться? – возмутился я. – Про меня на Земле до сих пор легенды ходят.
Мне вспомнилась моя земная каторга, и настроение мое ощутимо испортилось. В Кордильерах тоже были леса, по которым мы отступали от вооруженной до зубов армии. Нас предавали друзья, враги молились о нашей смерти. Голод, жара и жажда были постоянными попутчиками. Сегодняшнее положение не многим лучше, разве что друзья не предают. Но еще не вечер.
– Patria o muerte[1], – хмыкнула Мирна.
Я вздрогнул, раненая нога взвыла болью, дышать стало так трудно, что пришлось остановиться, чтобы справиться с выдохом, в груди засвистело, как в кузнечных мехах. Что за черт, не думал, что воспоминания так крепко сидят во мне. Там, в Боливии меня душила астма, рейнджеры ранили в ногу… Проклятые лучники ухитрились попасть практически туда же. Только на этот раз я имел право на самоизлечение, и астма меня не домогалась, видать, заработал себе некоторую поблажку за предыдущие страдания. Какой-то порочный круг.