Ольга Романовская - Песочные часы
Ноги дрожали, я не могла встать, поэтому, как есть, в испачканной, облепленной снегом шубке поползла к лакейской.
— Молчишь? — тяжело дыша, рявкнул норн. — Значит, я прав? Ну, имей смелость сказать мне в глаза, что завела любовника и нагло шлялась с ним по городу! Сегодня на приёме ты была куда отважнее. А я-то, дурак, её выгораживал, добился того, чтобы Саварш забыл о твоей выходке. Идиот, надо было поступить по закону!
В сердцах пнув остатки многострадального столика, он резким движением вогнал шпагу обратно в ножны, подошёл ко мне и рывком, за шкирку, поднял на ноги.
— Я не изменяла вам, клянусь, вы всё не так поняли! — всхлипнув, закрыв лицо руками, выпалила я. — Тот человек — не мой любовник, он просто спас меня, сжалился и проводил до дома…
Хозяин отпустил меня, одарив тяжёлым взглядом:
— Боги сурово карают за лживые клятвы, подумай об этом. Ты трясёшься от страха, ты где-то провела целых четыре часа, вернулась затемно, в сопровождении мужчины — и пытаешься убедить меня, что я идиот? Говори! Обещаю, что не убью. Тебя, не его.
— Когда вы отослали меня домой, я сюда не вернулась…
— Знаю, — глухо отозвался норн, положив мне руку на шею. Как-то не верилось, что, признайся я в измене, он не задушит — слишком удобно лежат пальцы.
— Мне было так плохо после той мерзости. Хотелось побыть в одиночестве. Я бродила по городу, посидела немного в Саду трёх стихий, потом, когда снег усилился, решила дойти до городской стены…
Почувствовала, как дрогнули и сползли его пальцы. Выражение лица тоже изменилось: исчезла гримаса ярости, вновь на миг промелькнуло беспокойство. Неужели решил, что я собиралась покончить жизнь самоубийством? Судя по всему, да. Значит, полагал, на то есть причины, иначе даже не подумал об этом.
— Потом… Там было темно, я их не заметила… У обоих ножи. Они хотели меня убить, но сначала ограбить и… Тот человек спас меня, если бы не он, я была бы мертва. А потом предложил проводить до дома. Я так испугалась, не подумала, что вам это не понравится…
Прервав поток оправданий, хозяин приложил палец к моим губам, обнял и ласково провёл ладонью по волосам.
— Больно? Где? Иалей, почему ты мне сразу не сказала? Нет, не так — почему я отпустил тебя одну? Больше никогда, слышишь! Тихо, тихо, успокойся, Змейка, я верю.
Отпустив, норн осмотрел меня. Стискивая зубы при виде каждого синяка, погребал под пучиной беспокойных, торопливых расспросов. Волнение было искренним — он действительно испугался, порывался тут же послать за врачом, лично оторвать голову посланным слугам — за то, что плохо искали. И не уберегли.
Разумеется, судьба разбойников интересовала норна больше всего. Судя по всему, уцелевшего грабителя ждала мучительная смерть, простым повешеньем он не отделается.
А потом хозяин снова привлёк к себе и поцеловал. За первым поцелуем последовал второй, третий — целая череда поцелуев, покрывшая каждый дюйм оголённой кожи.
Я не ожидала такого, не ожидала, что так быстро схлынет ярость, подозрительность, что он не станет ругать меня, не начнёт корить за очередную глупость, негодовать, почему не показала браслет с его именем — вместо этого стремление успокоить.
Но почему, если он так любит, не желает дать мне вольную?
К кому или чему вы привязались, Сашер альг Тиадей, за кого или за что так испугались сейчас? Беспокоитесь за мать вашего долгожданного сына? До его зачатия вы были другим.
Страх постепенно отступил, я успокоилась, хотя и не до конца.
Хозяин разомкнул объятия и прислушался:
— Надеюсь, детей не разбудил.
— Я посмотрю, хозяин. Вам что-нибудь нужно, или расстелить постель?
— Ничего не нужно, а ты, наверное, есть хочешь. Растолкай кого-то на кухне, пусть покормят.
— Спасибо, я не хочу. Можно подняться в детскую?
Он кивнул и пропустил к лестнице. Сам остался в холле, в полголоса отдавая указания слугам. Ругал, кажется, хоть и не кричал.
Дети действительно проснулись: маленькая норина Ангелина встретила меня на пороге детской.
Пока кормилица укладывала и рассказывала сказку девочке, укачала Рагнара.
Оба быстро заснули. Такие хорошенькие!
Хотела забрать сына к себе — не люблю, когда он спит с чужими людьми, но на плечи легли тёплые ладони. Чьи, и гадать не нужно.
Склонившись над кроваткой, обнимая меня, норн пару минут смотрел на спящего сына, а потом увёл из детской.
Ту ночь я провела с хозяином. Он не позволил помочь с вечерним умыванием, вместо этого растолкал хыр, чтобы наполнили мне ванну.
Я дремала в тёплой воде, вдыхая божественный аромат.
А после я заснула в объятиях норна, крепких и уютных, будто он стремился оградить меня от остального мира. Заснула практически сразу, уткнувшись носом в плечо.
Весь остаток текущей и всю последующую неделю норн проводил строевые смотры и рассматривал вопросы о вынесении поощрений и наказаний.
Солдаты в Гридоре, и пехотинцы, и артиллеристы официально подчинялись непосредственно его величеству и, соответственно, опосредовано, назначаемым им высшим военным чинам. Поэтому, в силу должности, коннетабль и для них был начальником, и наложенное им взыскание немедленно приводилось в действие. Если, разумеется, командир не обжалует его у короля. Но тот наверняка не станет заниматься подобными пустяками.
Пользуясь отлучками норна, всё больше времени проводила с Тьёрном. Ткала паутину лжи, рисковала, но всё равно ходила к нему. Потому что с ним было тепло и уютно, потому что, переступая порог его дома, становилась человеком. Мы болтали, весело и непринуждённо, обо всём на свете. Я ела шоколад, потягивала вкуснейший чай.
Тьёрна интересовало абсолютно всё, связанное со мной, и я, не стесняясь, делилась с ним детскими воспоминаниями, желаниями, мечтами. А он слушал.
А однажды он подарил мне цветы. Я не знала, что с ними делать, глупо стояла и улыбалась. Нет, это были не розы, а что-то простенькое, но не менее невероятное для зимы.
В тот день, осмелев, мы даже отправились гулять. Нет, я пыталась отговорить Тьёрна, но он оказался непреклонен. Замаскировал меня и повёл показывать любимые уголки Гридора. Мы поели вкусных сладких булочек с лотков разносчиков и согрелись на какой-то старинной улочке обжигающим пуншем.
Я смеялась, чувствуя себя такой счастливой. Жаль, что отведённое нам время так быстро пролетело!
И страх, я не испытывала страха. Нет, вначале опасалась, что меня узнают, доложат хозяину, но потом успокоилась. Может, виноват пунш, а, может, Тьёрн.
На прощание он сунул мне пакетик орешков в шоколаде. Ночью тайком лакомилась ими, воскрешая в памяти события этого чудесного вечера. Норн о нём так и не узнал.
