Лев Гроссман - Волшебники
— Там я никогда не чувствовала себя в безопасности. Ни на минуту. Ты не находишь, что в реальном мире намного безопаснее жить?
— Сказать по правде, я на данном этапе почти совсем ничего не чувствую.
— Да? — нахмурилась Эмили. — Зачем же ты тогда бросил магию? Без веской причины никто такого не сделает.
— У меня она была железобетонная, я бы сказал.
— Даже так? — Она кокетливо вскинула тонкие брови. — Ну, рассказывай.
Она поудобнее уселась на мягком стуле. Нет большей радости у проходящего лечение алкоголика, чем послушать, как низко пал его сотоварищ. Тебе слово, грешник.
Квентин рассказал ей, как низко он пал. Рассказал про Элис, про их совместную жизнь и про все остальное. На финальной стадии Эмили перестала улыбаться и судорожно хлебнула мартини. Оно и понятно, ведь Чарли тоже стал ниффином. Издевка судьбы. Квентина она, однако, не прерывала.
К концу рассказа у него появилось предчувствие, что она теперь возненавидит его не меньше, чем он сам ненавидит себя. Не меньше, чем саму себя ненавидит. Он ждал этого, но встретил одну лишь бесконечную доброту.
— О, Квентин. — Она взяла его за руку через стол. — Не надо себя винить. — Ее узкое, невыразительное обычно лицо светилось искренней жалостью. — Источник твоих бед — это магия. И зло, и горе — все от нее. Нельзя обладать такой властью и не испортиться. Магия портила и меня, пока я с ней не рассталась. Это было самое трудное решение в моей жизни. Она убила Чарли, убила твою бедную Элис. Магия неизбежно приводит к злу Когда ты это поймешь, ты простишь себя, и тебе станет легче. Увидишь.
Жалость, бальзам для покрытого ранами сердца, струилась ручьем — протяни руку и пользуйся.
Принесли счет. Квентин снял астрономическую сумму с корпоративной карточки. Они так напились, что помогли друг другу надеть плащи: дождь лил как из ведра. О возвращении на работу в таком виде нечего было и думать, да и темнело уже — долгий выдался ланч.
Они задержались под навесом, и тонкие губы Эмили Гринстрит оказались вдруг совсем рядом.
— Давай заодно и поужинаем. — Ее прямой взгляд обезоруживал. — Пойдем ко мне, я что-нибудь приготовлю.
— Сегодня не могу, извини, — забормотал он. — Как-нибудь в другой раз.
Она взяла его под руку.
— Слушай, Квентин, я все понимаю. Ты думаешь, что еще не готов…
— Не думаю. Знаю.
— Ты никогда и не будешь готов, пока не решишься. Хватит драматизировать, позволь мне тебе помочь. Не так уж это и страшно — принять чью-то помощь.
Из всего, что случилось с ним после Брекбиллса, ее доброта была самым трогательным. А сексом он, елки зеленые, после Дженет не занимался ни разу. Чего проще пойти сейчас с Эмили.
Но он не шел. Что-то вроде осадка многочисленных чар, которые он насылал столько лет, покалывало кончики его пальцев. Они так и остались там, эти белые искры, которые сыпались прежде из его рук. Эмили заблуждается: бесполезно сваливать всю вину за смерть Элис на магию. Это слишком легко, а легкие пути больше не для него. Спасибо Эмили Гринстрит за то, что простила его, но в смерти Элис повинны люди. Джейн Четуин, и он, Квентин, и сама Элис. Они пусть и отвечают.
Глядя на Эмили, он видел одинокую заблудшую душу — такую же, как ее былая любовь профессор Маяковский на Южном полюсе. Ему не хотелось блуждать с ней в ледовой пустыне, но кому он еще нужен, кроме нее? И как поступила бы Элис на его месте?
Прошел еще месяц, настал ноябрь. Квентин, сидя в своем угловом кабинете, смотрел в окно. Дом напротив был значительно ниже здания «ХХС», и он видел его крышу, как на ладони. Бежевая гравиевая дорожка окружала массив кондиционирующих и отопительных установок. Кондиционеры с наступлением холодов отключились, а котельная ожила и пускала гипнотические облака пара, непрерывные, неповторимые. Ничего не значащие дымовые сигналы ниоткуда никуда. Квентин последнее время только и делал, что наблюдал их; секретарша уже махнула рукой на его расписание.
Ничто не предвещало того, что случилось секунду спустя. Тонированное окно от пола до потолка разлетелось вдребезги, ультрасовременные жалюзи снесло. Холод и нефильтрованный солнечный свет хлынули внутрь. Что-то маленькое, круглое, очень тяжелое покатилось по ковру и ткнулось в ботинок Квентина: голубоватый мраморный шарик для игры в вельтерс.
За окном, на высоте тридцатого этажа, парили три человека.
Дженет, разумеется, стала старше, но этим перемены не ограничивались. Ее полиловевшие радужки излучали невиданную прежде мистическую энергию, грудь угрожала вывалиться из черного кожаного корсета, серебристые звезды летали вокруг.
Элиот обзавелся парой белых перистых крыльев, на которых, собственно, и парил. Голову венчала золотая корона Филлори, которую Квентин видел последний раз в подземной камере Эмбера. Между Дженет и Элиотом висела высокая костлявая девица в черном шелку; ее длинные черные кудри плавали в воздухе, как в воде.
— Здорово, Квентин, — сказал Элиот.
— Привет, — сказала Дженет.
Другая девушка ничего не сказала, Квентин тоже молчал.
— Мы возвращаемся в Филлори, — продолжила Дженет, — и нам нужен еще король. Две королевы, два короля.
— Нельзя прятаться вечно, Квентин. Пошли.
Свет из выбитого окна делал монитор нечитабельным, климатизатор выл, не справляясь с холодом. В здании включилась тревога.
— На этот раз может сработать, ведь Мартина больше нет, — говорил Элиот. — Мы так и не определили, какая у тебя специальность — неужели не интересно?
— А Джоша чего ж не взяли? — выдавил из себя Квентин.
— У него другой проект. — Дженет выразительно закатила глаза. — Хочет попасть из Нигделандии в Среднеземье. Всерьез надеется трахнуть эльфа.
— Я думал, не стать ли мне королевой, — добавил Элиот. — В Филлори нет предрассудков на этот счет, но правила все-таки уважать надо.
Квентин поставил на стол кружку с кофе. Давно уже не испытывая ничего, кроме горечи, стыда и полного оцепенения, он не понимал толком, что в нем сейчас происходит. Часть его души, которая, как он думал, умерла навсегда, вновь обретала чувствительность. Ему было больно, но он не хотел, чтобы этот процесс прекращался.
— Зачем вам это надо после того, что случилось с Элис? — медленно, желая внести полную ясность, заговорил он. — Зачем вам Филлори и зачем я? Только хуже сделаете.
— Хуже чем что? — осведомился Элиот, обводя глазами кабинет Квентина.
— Мы знали, на что идем, — вставила Дженет. — Ты знал, и мы все, а Элис уж точно. Мы сделали свой выбор, Кью. Чего бояться-то? Волосы у тебя и так белые, чуднее уже не придумаешь.
