M. Nemo - Кровь Ардана
Да больное же! А драться нехорошо. А особенно нехорошо, когда держишь оборотня привязанным абы как к стулу.
Тут уж я деликатно разорвал верёвки, порычал для порядка и превратившись в волка переломал всё как следует. А потом дал дёру в окно что б ни усомнились — мне у них было негостеприимно и не радостно. К сожалению, этаж оказался седьмым и падать пришлось на все лапы. Котом я, а жаль, не был, и ткнулся мордой в наметённый за ночь сугроб. Тут же отфыркиваясь и загребая лапами выбрался и пустился дальше.
Мальяр встретил меня свежим утром и дьявольскими криками. Одна оказавшаяся на пути сваха вместе с ведомой и невестой в срочном порядке прыгнули по разные стороны от улочки.
За мной неслась вся участливая стража. А вдруг я не местный, и улиц не знаю. Да ещё заблужусь простужусь.
А началось всё собственно с того самого злополучного удара. Я как и полагается прибыл служить и дубасить. Нанялся в местный гарнизон и как заповедовал отец, зарабатывать себе честно на хлеб. Но в первый же день на смотре дружины заезжая важная шишка эдак гаденько на меня покосилась и ещё с другим так гаденько, опять же подшутила. Рука у меня сама потянулась. А с телом своим спорить не годится.
Как говаривал мне дед, мы, оборотни, благодаря инстинктам и рефлексам выжили.
По остробашенному Мильяру как всегда носился снег и с крыш свисали сосульки. В окнах мелькал домашний огонь. Бело-зелёные изрезанные узорами стены вздымались наверху мостами и навесными площадями. Ещё Мильяр северной столицей называли. А другие — всемировой катакомбой, что было не без правды. Говорят, там гоблины, упыри и прочая шушера себе дом устроила и теперь активно строит демократию. Ну и пусть, как по мне, каждому где-то жить нужно.
Однажды я видел пытающегося пролезть туда через люк эльфа. Остроухий бедолага со своего родного зелёного становился синим от холода. И клацал зубами. Но упорству его можно было только дивиться — всё равно лез нести вечное и светлое.
А я себе несся вперёд. Забежал в первую подворотню, выбежал. Был бы девицей — покраснел бы. Забежал во вторую перебирая лапами и на ходу принял человечий облик. Вот с одеждой всегда проблемы, да ещё и ноги подмораживать стало. Унюхав чужое присутствие я увидел с благодушной улыбкой наблюдающую меня бабушку.
— Замёрз, милок? — не менее умильно поинтересовалась она.
— Замёрз, бабушка, — поддакнул я ожидая… не знаю, чего я там ожидал, но бабулька тут же ловко захлопнула окно и поминай её как звали. Ладно. Я оглянулся. Подтянулся по водостоку и невежливо распахнув окно, сумел стянуть лежащие на стуле штаны и рубашку. Сапоги пришлось добывать по пути в другом месте. Денег у меня, конечно, не было. Я их все ещё позавчера в кабаке проиграл, а ещё всех угощал. Есть хотелось зверски, а в гарнизоне кормят что вошь издохнет.
В общем, погулял напоследок. И правильно. Был бы голодный — уже б подвывал под кутом ядоцвета. Тот как раз задребезжал мне вслед сосульками. Чует, гадость.
Так тропками, лазами, малость и канализацией побродить пришлось. Я выбрался за границу города и обратил к нему глубокий поклон. Ни ножей, ни чего своего с собой. Краденые сапоги жгли не только совесть, но и ноги. Точно их фея какая от воровства заговорила.
Но где наша не пропадала? По сути, наша пропадала везде — а потому и выкрутиться сможем! Вот только доберусь до городка Усаха. Там какую нечисть изведу в болоте или поле покараулю от владокрыс. Может и заработаю, или хотя бы на ночлег пустят в хлев и кусок хлеба дадут. Я бы предпочёл барашка. Но загрызать скот оборотною не годится и вроде бы даже обидно, когда предыдущие пятьсот лет все твои предки со стереотипами борются.
Мой отец был академиком. Дед, магистром. Прадед доцентом кто каких наук. Но не в этом суть. Меня же от вида отъевшихся на чужих страданиях фолиантов воротило и выть хотелось от тоски. Да и чертить пером все этих схемы я не умел и вырисовывал картинки-истории, покровожаднее. А когда в последний раз на отчёте по «Жизни и быту» классических гномов нарисовал, как выразился отец «срамоту одну», меня выперли в ближайший крупный город с напутствием «такому оболтусу» хоть там ума набраться.
Я набрался. И шлёпал подпрыгивая по непротоптанным сугробам в глухой Ленивый лес. Оттуда мне приветливо завыла отощавшая живодёра. Я ей тоже завыл, от накопившегося. И живодёра от греха подальше решила схорониться в дупле.
Пороть я им себя не позволю. А сделать это должен был тот аристократ смотровой, мною подбитый, в своём красном плащике. Привселюдно. То есть, на потеху всему гарнизону.
Облезается им!
Отец всегда говорил, что власть аристократии не поддерживается естественным ходом вещей. А потом к нему однажды пришли и спалили результаты исследований за все годы жизни. Он тогда вообще за одну ночь поседел.
— Арррр!
— А, утро доброе.
Из заледенелых кустов на меня двинулся медведь. Да такой здоровущий, настоящий охотник. Медведь вроде как помедлил, видя восхищение на моём лице, но тут же снова зарычал и кинулся, ухая по снегу. Меня обдало снежным вихрем и тут же здоровенная лапа сгребла в кучу и запустила по ближайшему дереву. То чуть не сломалось и обдало до кучи целым ледяным водопадом. Отфыркиваясь и собирая глаза в кучу я подскочил на ноги как раз тогда, когда медведь кинулся на меня с горящими глазами. Мы схватились и принялись друг друга давить. То медведь меня назад теснит, то я его. Я уж упёрся ему рукой в челюсть и давай жать, что тот фыркнул и исхитрился вырваться. А я тут же подпрыгнул и в полёте двумя ему кулаками по голове.
Медведь дёрнулся и мотнул головой. Посмотрел на меня осоловело и двинулся уже рыча, как вдруг пошатнулся и рухнул носом в снег.
Очнулся он у себя в берлоге. Большой и чистой, а от костерка пахло жарящимся мясом, которое я поливал из найденной тут же бутыли.
— Пошто медовуху взял? — профессионально осведомился медведь, ещё не придя в себя.
— Так это твоя, — отмахнулся я.
Тут зверина разом очнулась и села как сидела. Моргнула раз другой и уставилась на меня.
— Ты кто? — спросил медведь.
— Я — Нод.
— Нет, что у меня в берлоге делаешь? И ещё. — Он попытался перекатиться на передние лапы, но раздумал и только застонал, щупая лапой голову.
— Мы что с тобой, гуляли?
— Нет, мы с тобой бились.
— И кто победил?
— Дружба.
— Ох, и кулаки у твоей дружбы, — протянул медведь и задумчиво таки подобрался к костерку. Подставил длинную морду к огню и давай влажный нос греть.
Коричневая шкура играла отблесками пламени. Откуда-то из закромов медведь вытащил трубку и принялся дымить на всю берлогу. Под потолком было вырезано круглое окошко. На нём уселась пичуга, да только почуяла дым, мигом сорвалась в небо.
