Наталия Мазова - Исповедь Зеленого Пламени
Машинально Шинно бросил взгляд на свое кольцо — точную копию того, в зеркале ночи. Конечно, камень был спокоен — драгоценная игрушка, мертвая имитация сапфира Огня…
— О небо, что это? — Тайка неслышно подошла сзади, обняла за плечи. Шинно мимолетно удивился, что и она ВИДИТ, но задумываться над этим было некогда.
— Один человек попал в беду, — отрывисто бросил он. — То есть даже не столько человек, сколько… Мир в опасности, Тай.
Он повернулся к ней, и она увидела, как он изменился. Не было больше веселого и хитроватого Гэлта, первого донжуана в их кругах — перед нею стоял рыцарь в черном и желтом, и в руках его откуда-то взялась шпага с позолоченным эфесом, но острее шпаги был взгляд зеленоватых глаз.
— Мне надо туда, — сказал он и слегка коснулся губами ее лба. — Ты только ничему не удивляйся.
— А я и не удивляюсь, — спокойно ответила Тайка. — Иди. Надо — значит, надо.
Шинно пристально посмотрел на нее, заметив непонятно:
— Я и не знал, что у святой Ирмы уже начали появляться собственные адепты… Что ж, тем лучше для нее!
С этими словами он взобрался на подоконник и шагнул прямо сквозь стекло. И не стало его, а Тайка увидела, что теперь в головах, спящего в лесу сидит лиса, ярко-рыжая, как язык огня или осенний лес, сидит неподвижно, словно охраняя, и только хвостом поводит из стороны в сторону.
А потом картинка в окне начала гаснуть, и вот уже снова видно лишь отражение девушки со свечой в руках, а за ее спиной носятся по комнате осенние листья, проглаженные утюгом, которые вырвал из вазы незваный гость-ветер…
Тайка сняла с полки магнитофон. Вставила кассету, отмотала не глядя…
— Ты меня слышишь? — негромко сказала она тому, что было за ночным окном. — Я не знаю, кто ты или что ты. И в Бога верить меня тоже не учили. Но я говорю тебе: ничего у тебя не выйдет. Ты не пройдешь. У тебя нет власти — ни надо мной, ни над кем! — и резко нажала клавишу.
И в лицо ночному ветру золотом труб и серебром струн ударила торжественная мелодия, взвилась в темное небо и обрушилась оттуда блистательным водопадом:
ТЫ УЧИТЕЛЬ НАШ, ТЫ СПАСИТЕЛЬ НАШ,
УЛЫБНИСЬ — СРАЖАЙСЯ — УМРИ!
— Улыбнись, сражайся, умри! — повторила Тайка, по-прежнему неотрывно глядя в ночь. Она не знала, откуда пришли к ней эти слова, но, выговорив их, она словно тоже взяла в руки невидимый клинок, чтобы преградить путь тому, леденяще чужому, в которое шагнул Гэлт…
Пламя свечи в ее руке взметнулось, словно подтверждая: тебе не пройти, Тень!
* * *…Что-то слишком часто я стала здесь оказываться, не к добру это. Словно тут, в Замке-без-Лица, установлен какой-то магнит, который вытягивает меня сюда из реальности — причем каждый раз в момент неимоверного внутреннего напряжения, обильно приправленного испугом.
Странно — в этот раз замок пустынен. Все так же пляшут среди черных полированных стен разноцветные вспышки, но музыки нет, и ни души вокруг. Единственный звук, гулко разносящийся по мраморным коридорам, — перестук подковок на моих каблуках. Никогда бы не подумала, что здесь бывает так… Впрочем, что я вообще знаю об этом месте, кроме того, что нет ничего опаснее, чем прийти сюда по доброй воле, возжелав запредельного и запретного?
Одиноко бреду коридором, который кажется мне смутно знакомым — ишь ты, уже и места узнавать стала… Он выводит меня все в тот же большой бальный зал с галереей поверху и поддерживающими ее массивными колоннами. Пляска света кончается на его пороге — зал озарен ровным льдисто-голубоватым сиянием, подобным свету зимней луны и вселяющим в мое сердце леденящий ужас. А там, у стены, где тогда был трон, — только возвышение, ступени, покрытые черным ковром, и над ними мозаика во всю стену — пляшущий черный единорог на серебристом фоне.
«ИДИ ТУДА», — проникает в мое сознание знакомый ласковый голос. Я вздрагиваю — и подчиняюсь. Альтернативы все равно нет, если он захочет меня найти, то с легкостью отыщет в любом закоулке своего заколдованного замка. Опускаюсь на ступени — оказывается, этот ковер сделан из меха лис, черно-серебристых, как звездная ночь. Бедные зверьки, сколько же вас пошло на это великолепие!
Я жду, но нет никого и ничего. Все тот же свет, все тот же страх…
«Кончай издеваться, Звездный! — наконец бросаю я мысленный призыв. — Хочешь прийти ко мне, так иди! Я не девочка восемнадцати лет, что ждет твоего прикосновения, как иссохшая земля дождя!»
С этими словами я зарываюсь лицом в лисий мех. Черт, опять слезы на глаза наворачиваются. В голос бы пореветь — кому-кому, а мне от этого обычно бывает легче, — но здесь для этого не лучшее место, и я только носом хлюпаю. Как все прозаично даже тут, в трепетном мире, не принадлежащем физплану, где, по идее, слезы, если уж текут, то серебряными жемчугами катятся из ничуть не покрасневших глаз…
Гибкая рука касается моих волос — я демонстративно вздрагиваю, не поворачивая головы. Нежно и спокойно он гладит меня по волосам, по плечам, по спине, утешая без слов. Я все так же холодно неподвижна — хочешь гладить, так гладь, нашел себе рыжую кошку… Но мало-помалу я сдаюсь — не умею я противиться его чарам, даже сейчас, после всего, не умею. Действительно, есть во мне что-то кошачье — при всей своей драной помоечной гордости и независимости всю жизнь буду тянуться к руке, которая гладит просто так, ни за что, мимоходом…
«Вот так, успокойся, моя Королева. Если ты боишься, что оттолкнула тогда меня своими словами — не бойся. Ты не способна обидеть меня, бесценная моя. Разве что огорчить…»
Его прикосновения все меньше похожи на утешение и все больше на откровенную чувственную ласку. Другая рука скользнула мне под плечи, и вот уже моя голова покоится у него на коленях, щеку мою ласкает прикосновение тончайшего бархата, и все меньше желания противиться…
— Так… Этого следовало ожидать! Ты опять за свое, Актер? Тебе не надоело?
Я вскидываюсь как ужаленная. Этот звучащий надо мной немыслимо мелодичный голос… как вообще оказался ЗДЕСЬ тот, кому он принадлежит?
— А ему никогда не надоедает, — отзывается другой, тоже до боли знакомый, в котором серебряным бубенчиком позвенивает убийственная ирония. — У этого товарища вообще на редкость однообразные вкусы.
Перекатившись по лисьему ковру, я вскакиваю на ноги и поднимаю глаза к галерее, на которой стоят двое. Первый из них кажется зеркальным отражением Звездного: тоже темно-синяя, как ранняя ночь, одежда — но другого покроя, проще и удобнее; те же длинные серебристые волосы, но по-другому лежат; те же характерные Нездешние особенности черт лица — но прекрасные без подрисованной маски. Второй… я едва узнала его в коричневом берете на манер пятнадцатого века, но выбивающиеся из-под него золотистые пряди не спутать ни с чьими другими, да и тонкая полуулыбка — его, Магистра Ливарка…
