Марианна Алферова - Беловодье
— Дай мне руку, — попросила Надя, — я хочу подойти к воде.
Он исполнил ее просьбу. Она остановилась возле самой кромки, присела на корточки и погрузила ладони в прозрачную влагу. Река плеснула, откликаясь на немое приветствие.
— Прекрасная вода… почти живая… — Надя улыбнулась, задумчиво глядя на серебристую поверхность реки. — Я тебе завидую. Не волнуйся, — сказала она, выпрямляясь. — Это белая зависть… чистая и прозрачная, как родниковая вода.
Какая несправедливость! У этой женщины больше нет ожерелья! И новое сделать нельзя…
— Ну что ж, пойдем купаться! — Она сбросила куртку на песок. — Только учти, теперь, без ожерелья, я могу утонуть.
Она вдруг отвернулась, энергично провела ладонью по волосам.
— Что с тобой?
— Так, ничего… Жаль, что нельзя даровать ожерелье во второй раз. Ты бы сделал мне чистое ожерелье, и я бы насладилась настоящим даром.
А ведь он тоже думал об ожерелье. Только что.
Она вошла в воду. Ни на миг не замешкавшись.
Роман бросился за нею.
— Пусть вода будет такой, какая есть, слышишь?! — потребовала Надя. — Никакого колдовства во время купания! И не смей мне перечить!
— Но ты хочешь, чтобы я тебя не послушался, так ведь?
После купания они сидели в «форде» Стена. Надя закуталась в плед.
— Хорошо! — проговорила она. — Но мог бы сделать воду и потеплее.
Он налил из бутылки воды в стакан, шепнул заклинание и поднес ей.
Она пригубила.
— Коньяк?
— Похоже?
Она усмехнулась:
— На паленый похоже. Давно такой не пила. — Он и не ожидал другого ответа.
Роман вернулся к реке, зачерпнул полные пригоршни и плеснул в воздух. Поймал летящие капли, соединил их, сплел неведомый узор. В следующий миг он держал в руках букет цветов. Прозрачных, будто созданных из лунного света. Ни одна женщина на свете не получала в подарок таких цветов. Надя получит.
Колдун положил ей на колени букет.
— Нравится?
— Неплохо. Но я предпочитаю живые.
— Ах, вот как!
Он обиделся и не потрудился скрыть обиду. Щелкнул пальцами, букет тут же разлился водой, пропитав толстую ткань пледа.
Надя рассмеялась.
— Ты забыла, что я хулиган, каких поискать! — тоже рассмеялся Роман.
— Я помню, иначе бы не вернулась.
— А я все забыл, все, что случилось за год, тебя забыл, свою любовь к тебе и твою смерть. И твое воскрешение. И предательство — тоже забыл. А вспомнил буквально перед тем, как ты вошла в кабинет. Потому-то не сдержался.
— Ах ты враль! — Ее наигранный гнев был почти правдоподобен. — Я-то решила, что ты злопамятный, как черт. А все дело, выходит, в том, что ты только-только это все вспомнил! Ну и ну! Ты меня разочаровал, признаться.
— Долго будешь издеваться?
— Сколько выдержишь. Ладно, серьезно. Ты потерял память?
— Ну да, выпал из вертолета, перед глазами все поплыло и…
— Баз сказал, что с тобой все в порядке, тебя в лесу нашел колдун, что живет на окраине Темногорска. Ты был без сознания, но ничего не повредил, даже ушибов от падения не осталось. Баз успел произнести заклинание. Может быть, поэтому стерло память?
— Баз настолько сильнее меня? Нет, тут что-то другое. Я поначалу думал, что ударился о землю при падении. Но от удара амнезия мне не грозит. После первого глотка пустосвятовской воды я должен был все вспомнить. Нет, память мне стер кто-то из колдунов. Я поначалу думал, что Сазонов… Но не получается. И кольцо должно было защитить.
— Кольцо у тебя с пальца этот другой колдун снял. Базу показалось, что тот кольцо присвоить хотел. Но не решился.
И тут до Романа наконец дошло, будто откровение слетело: Данила Большерук навел порчу. Ну да, да, он дал глотнуть вольного воздуха, и все события за прошедший год из памяти водного колдуна сдуло. Когда колдун в бессознательном состоянии, навести порчу на него не так уж и трудно. А Данила был не слабым колдуном.
«Не смешивать стихии», — твердил дед Севастьян.
Ну, удружил Данила Иванович, спасибо тебе, хрустальный мой.
— Кажется, ты вновь что-то вспомнил?
— Нет, всего лишь догадался, кто же мне стер память.
— Твой враг?
— Нет, мой друг.
Глава 16
КОЛДОВСКОЙ СИНКЛИТ
Роман Вернон собирался на Синклит. Колдовать на Синклите запрещено. Но каждый — Роман знал об этом, да и все знали — брал с собою колдовскую защиту, что-то вроде зонтика в чехле, который в любую минуту можно развернуть. У Романа был особый «зонтик». Камень дедовский в старинном кольце. От водного клинка защищал, от чужой стихии, ни одна сила его не одолеет, если колдун к помощи кольца прибегнет.
Жаль, что Роман не может взять Надю на Синклит. Человеку без водного ожерелья, без малой колдовской силы делать там нечего. Тина идет. И Стен тоже. А Наде придется остаться дома. Вместе с Леной и Казиком. Хотя вряд ли Надежде это общество понравится. Едва Надя услышала детский плач, как лицо ее скривилось.
— Он почти совсем не плачет! — радостно объявила Лена, укачивая младенца.
— Почти? Если этот концерт означает «почти совсем не плачет», то что имеют в виду, когда говорят «ревет с утра до вечера»?
— Плач собственного ребенка не раздражает, — последовала очередная сентенция.
— Неужели? — Надя почему-то не поверила.
— Не волнуйся, — шепнул колдун на ухо своей красавице. — Капля пустосвятовской воды, и малыш будет спать до следующей кормежки.
— Потерплю. — На Надином лице отразилась стоическая решимость.
— Зачем же мучиться, когда можно с помощью колдовства…
— Я потерплю, — повторила Надя ледяным тоном. — А всю злость вымещу на тебе.
— Учти, Синклит длится долго.
— Тем хуже для тебя. Готовься к радостной встрече дома. — Она улыбнулась, поправила бежевый шарф на шее.
Лишь в присутствии Романа она его снимала. Остальные не должны были заметить пропажи ожерелья.
«Я что-нибудь придумаю», — мысленно пообещал Роман, хотя и не предполагал, как может изменить то, что было одним из азов, основанием, краеугольным камнем колдовской науки.
Утерянный дар не возвратить, тем более тому, кто сам от него отрекся.
После обеда колдун занялся внешним видом. Впрочем, тут особых хлопот не требовалось. Роман тщательно побрился, чтобы избавиться от легкой синевы щек, на которую в обычные дни он не обращал внимания. Бреясь, он всякий раз осторожно обводил лезвием белый шрам на нижней губе — след событий прошлой осени. После удара в рассеченную губу попал песок. Промой Роман в тот же час рану пустосвятовской водой, земная стихия не успела бы проявить свою власть. Но в тот миг некогда было думать о таких мелочах. Позже свести рубец Роману не удалось — белая трещинка обосновалась на нижней губе навсегда. Впрочем, это не особенно печалило колдуна. Шрам придавал его лицу особенное выражение. Вряд ли и прежде улыбку Романа кто-нибудь мог счесть за дружелюбную, теперь же белая отметина устраняла всякую двусмысленность. Впрочем, шрам был единственным знаком, оставшимся от прошлогодних приключений — волосы, осыпавшиеся после соприкосновения с огнем, успели отрасти и вновь легли черной волной на плечи.
