Елена Белова - Все исправить
Купол то и дело вздрагивал, пропуская подкрепления, и Лёш невольно улыбнулся, потому что осталось совсем немного…
— Лёш, отзовись. Лёш?
— На связи. Мы у центра, тут серых десятка три. И откуда столько…
— К вам идет подкрепление. Лёш, слышишь? К вам идет подкрепление. Не лезьте на рожон!
На какой рожон?
Уцелевших серых медленно оттесняли к внутреннему кольцу, зажимая со всех сторон. Будет Пламени работа…
Странно, что ссои-ша до сих пор никак не проявил себя. Как-то все слишком просто.
— Тролльи пещеры!
Снова земля дыбом. Да что у них тут — тротил?!
Продвинутая какая группа. Голова гудит…
— Лёш, Маттео ранен! И Бэзил!
— Забирай их отсюда!
А серый силуэт совсем близко к белой стене. Глаза сумасшедше горят, руки сжимают какой-то колючий шар. А это уже плохо. Не нравится мне эта колючка. Не нравится мне эта аура — такой «слепок» у людей бывает перед самоубийством. Или…
— Шай! — крикнул Лёш.
Стой.
Если это то, что он думает, то… серые тоже умеют взрывать.
— Шай… — Лёш торопливо «потянулся» к чужому сознанию, оттягивая на себя ярость, транслируя спокойствие, спокойствие, спокойствие… — Шай…
Дай-имон недоуменно замер, оглянулся.
Кто-то в стороне зло вскрикнул, что-то острое ткнулось в плечо, резануло болью, но Лёш не отводил глаз.
Стой. Не надо. Остановись. Все может быть по-другому. Стой…
Новый удар — уже в бок. День меркнет…
И в этот миг долгожданный гул раскатывается по станции. Заработал сторожевик.
«А где же ссои-ша?..» — успевает подумать Лёш.
Много ли в мире значит жизнь и боль одного человека, пусть даже мага? Все-таки людей в мире больше шести миллиардов. Что такое один человек? Капля в море. Лист в тайге. Песчинка на громадном морском берегу. Разве это заметишь?
Но оказывается, много.
И в разных уголках земного шара одновременно происходит несколько событий.
Побелев, срывается с важных переговоров светловолосый парень, которого все считают не то сыном, не то братом Повелителя…
Просыпается Людмила, которую сегодня правдами-неправдами уговорили выпить снотворного и лечь спать, не дожидаясь сыновей. В комнате, которую уже три года строго воспрещено называть детской, открывает глаза Марина…
Вздрогнув, приникает к Пламени молодая женщина с фениксом на запястье…
Радужный хаос барьера взвивается диким вихрем, безумной метельной круговертью, вьюгой… вьюгой…
С хрустом ломается карандаш в пальцах «милорда Вадима».
— Алекс…
Станция горела. Не вся, примерно четверть, но дым накрывал территорию густой серо-желтой пеленой, моментально оседая на языке горечью. Надсадно выл сторожевик, кто-то кричал, яростно и непонятно. Светловолосого парня, возникшего прямо на пути двух бегущих Стражей, чуть не сбили:
— Какого демона, договорились же без телепортов сейчас… Дим?
Дим не ответил ни на «демона», ни на вопрос. Только губами шевельнул:
— Где?..
— Там, с ранеными. Пытаемся понять, что это за дрянь. Осторожней только, без телепортов. Видишь, какая каша…
— Дим, хвала Свету! — оборачивается чье-то закопченное лицо. — Может, успеешь. Я не могу стабилизировать его состояние, яд не поддается, а регенератор нельзя с ядом… Дим, ты сможешь? Дим!
Во имя Света!.. вашу дай-имонскую …! Это не яд. Не просто яд. Черная отрава, проклятое наследство мира Дайомос, пожирающее изнутри. Какими-то осколками памяти это еще помнится. Лёшка…
— Он остановил взрыв, — торопливо излагал полузнакомый маг. — Вон того смертника видишь? У них была пара демонских закладок, из тех, какими небогатые кланы себе сами пещеры делают. На Уровнях, наверное, раздобыли. Если бы рвануло, то станцию пришлось заново строить. А он как-то почувствовал. Дим, ты…
Я. Это я. И я ни черта не могу сейчас. Ибброхуз мруг хиссоярру дай-имонов вместе с их хрыбанутой планетой! Черная отрава сжигает быстро. Только Пламя сможет… наверное… если черная мерзость не успела сожрать узы. Если…
Все мысли мелькают в долю секунды. Но он не успевает все равно. Не успевает!
Лёшка, странно тяжелый, когда его поднимаешь на руки, вздрагивает последний раз и вдруг становится легким-легким. А потом просто тает. Тает, выцветает на глазах, исчезает. Как призрак. И меньше всего это похоже на успешное возрождение феникса.
Лёшка…
Несколько секунд Дим стоял, невидяще глядя на свои опустевшие руки. Лёшка. Лёшка. Лёшка. В голове было пусто, бездумно и холодно… и, может быть, потому непонятные крики рядом обрели смысл:
— Отвечай! Отвечай! Где он? Где ссои-ша?
— Смолкни, предатель, не тебе произносить звание мудрого!
— Он тебя бросил, скудоумок! Бросил нас всех и удрал! Куда?
— Заткнись. Сними путы — загрызу! Загрызу-у-у-у… тварь! Все вы твари, всех загрызу, всех!
Надо же, а он все еще понимает язык серых. Чужой памяти больше нет, а язык и боевые навыки остались.
— Скажи, где он, Мархи! Пока он не…
— Заткнись, трус! Чем тебя купили? Мы всех вас…
Хватит.
В голове все еще было пусто и жутко, когда Дим оказался возле пленного серого. Двух серых. Один — его звали Нарки, Дим помнил серого пришельца без дайи, а второй… второй лежал на земле. Сторожевые чары надежно обездвижили незваного гостя, но перед дайи оказались бессильны, и пленный сыпал оскорблениями пополам с угрозами, обещая, что сожрет всех, всех, кто сейчас смотрит на него, «дикари тупые»!
Хватит. Просто хватит.
Дим не стал ничего говорить. Он просто встретил глаза серого, удержал контакт и позволил увидеть то, что сейчас на душе.
Он не угрожал, не сжимал кулаки. Не позволил себе ни одного оскорбления. Просто смотрел. И голос, который произнес негромкое: «Где он?» — был очень ровным. Он просто смотрел, не отводя взгляда странно светлых глаз, но отчего-то пленный стразу затих… а потом начал говорить, давясь и запинаясь…
Удар был страшен.
Барьер содрогнулся весь, как рыбачья сеть, в которую влетела торпеда.
Это не просто попытка пробоя. Это… С-с-свет! Проклятье. Что происходит?
Алекс переместился туда, где рвалось, рассыпая сгустки энергии, сложнейшее плетение чар. Изнутри, опять изнутри. Ссои-ша снова? Или новые антигомы?
Еще удар! Ткань барьера ползет и рвется, словно в живое тело вгрызается-ввинчивается бур, проворачивая дыру. Демон, б-больно.
Алекс почувствовал, как наваливается слепящая чернота беспамятства. Еще один импульс — и… все? Барьер лопнет. Серые убийцы повалят «за жратвой», а он ничего… ох, проклятье, паршиво-то как… ничего не сможет?
