Дэвид Геммел - Троя. Повелитель Серебряного лука
— Я обещал охранять покой этих земель, — сказал он. — Люди теперь меня знают. Когда они увидят царя, путешествующего по их общинам без вооруженного эскорта, это придаст им уверенности.
Павзания это не убедило. Гершом тоже в это не поверил.
Во время путешествия он понял, что Геликаону нужно было уехать из Дардании, от правил соблюдения этикета и царских обязанностей. С каждой пройденной милей Геликаон становился все более нервным.
Ночью, когда они остановились у подножия холмов, под кипарисами, Гершом спросил юного царя:
— Что тебя беспокоит?
Геликаон ничего не ответил, просто добавил сухих веток в небольшой костер, затем сел рядом с ним. Египтянин не стал настаивать на продолжении разговора. Через какое-то время Счастливчик заговорил:
— Тебе нравилось быть сыном царя?
— Да, нравилось, но не так, как моему сводному брату Рамзесу. Он отчаянно хотел стать фараоном, повести египетские армии в бой, построить свою огромную колонну в храме Луксора, увидеть свое лицо вырезанным на статуях. Мне просто нравилось, что меня ласкали красивые женщины.
— Тебя не беспокоило, что женщины ласкали тебя только потому, что были обязаны это делать?
— Почему это меня должно беспокоить? Результат тот же.
— Только для тебя.
— Вы, люди моря, слишком много думаете. Рабыни во дворце были к моим услугам. Это их предназначение. Какое имело значение, хотят они или не хотят быть рабынями? Когда ты голоден и решил убить овцу, разве ты думаешь о чувствах овцы? — Гершом засмеялся.
— Интересная точка зрения, — заметил Геликаон. — Я подумаю над этим.
— Над этим не надо думать, — возразил египтянин. — Давай покончим со спорами, не будем углубляться в эту тему.
— Цель спора — выяснить истину.
— Очень хорошо. Давай обсудим причину твоего первого вопроса. Почему ты спросил, нравилось ли мне быть царевичем?
— Может, я просто хотел поддержать разговор, — сказал Геликаон.
— Нет. Настоящей причиной было то, что я хотел отвлечь тебя от проблем. Вторая более сложная, но связана с первой.
— Ну, теперь ты меня заинтриговал, — усмехнулся дарданец. — Просвети меня.
Гершом покачал головой.
— Тебе нужно просветление, Счастливчик? Я так не думаю. В Египте есть статуи мифических животных, которые меня восхищали. Создания с головами орлов, телом льва, хвостом змеи. Мой дед говорил, что это, вообще-то, люди. Мы все — гибриды животных. В нас есть дикарь, который с удовольствием бы вырвал сердце врага и съел его сырым. Есть любовник, слагающий песни для женщины, которая владеет его сердцем. Есть отец, который прижимает ребенка и умрет, защищая его от опасности. Три человека в одном. И еще больше. В каждом из нас есть те, кем мы были — замкнутый ребенок, высокомерный юноша, грудной младенец. Каждый страх, который мы вытерпели в детстве, остается где-то там. — Он постучал по виску. — И каждый смелый поступок или трусливый, щедрость или низость.
— Это замечательно, — вздохнул Геликаон, — но я себя чувствую так, словно плутаю в тумане. Что ты пытаешься сказать?
— Вот о чем я и говорю. Наша жизнь проходит в тумане в надежде обрести солнечный свет, который прояснит нам, кто мы есть на самом деле.
— Я знаю, кто я есть, Гершом.
— Нет, не знаешь. Разве ты не тот человек, который беспокоится о желании рабынь, который отрезает голову земледельцу, который говорит без очереди? Разве ты не бог, который спас ребенка на Кипре, сумасшедший, который сжег заживо пятьдесят моряков?
— Этот разговор теряет для меня свою привлекательность, — холодно сказал Геликаон.
Гершом почувствовал, как в нем поднимается гнев.
— Понимаю, — кивнул он, — поэтому можно обсуждать только те темы, которые не касаются Счастливчика. Теперь ты становишься настоящим царем, Геликаон. Вскоре ты окружишь себя льстецами, которые будут нашептывать тебе на ухо, восхваляя твое величие и не критикуя твои действия.
Подобрав одеяло, на котором лежал, Гершом повернулся к костру с бьющимся сердцем. Ночь была холодная, и он мог почувствовать запах дождя в воздухе. Египтянин рассердился на себя за то, что отреагировал на слова Геликаона с такой злостью. Правда была в том, что он любил молодого царя и восхищался им. Счастливчик был способен на огромную доброту и верность. Он был храбрым и верным своему слову. Эти качества редко встречались Гершому в его жизни. Но египтянин знал, с какой опасностью столкнется Геликаон, когда его сила возрастет. Гершом развернул одеяло и сел.
Геликаон сидел, прислонившись спиной к дереву, накинув одеяло на плечи.
— Прости, мой друг, — сказал египтянин. — Это не мое дело, я не должен обращаться к тебе с подобными речами.
— Нет, это не так, — возразил Геликаон. — Но я думал о твоих словах, и в них есть правда. Твой дед — мудрый человек.
— Да, так и есть. Ты знаешь историю об Осирисе и Сете?
— Египетские боги, которые воюют друг с другом?
— Да. Бог Осирис, повелитель Света и герой, и Сет — его брат, подлое создание. Они постоянно враждуют друг с другом. — Мой дед рассказывал мне о них, когда я был маленьким. Он говорил, что Осирис и Сет борются внутри нас. Мы все способны на великое сострадание и любовь, или на ненависть и ужас. Печально, что мы можем радоваться и тому, и другому.
— Я знаю, что это правда, — согласился Счастливчик. — Я почувствовал это, когда сжег этих моряков.
— Дед бы сказал, что, когда ты сжег этих моряков, в твоей душе царствовал Сет. А Осирис стыдится этого. Вот почему тебе не нравится быть царем. Такое могущество приближает Сета к победе. И ты испугаешься человека, которым станешь, если убьешь в себе Осириса.
Гершом замолчал. Геликаон добавил дров в огонь, затем подошел к вьючной лошади и вернулся с хлебом и вяленым мясом. Двое мужчин молча ели. Затем Счастливчик вытянулся рядом с костром, укрывшись плащом.
Гершом немного задремал. Ночной воздух становился все прохладней, раздались раскаты грома. Молния сверкнула в небе. Геликаон проснулся, и двое мужчин побежали туда, где были привязаны лошади. Животные испугались, прижав уши. Геликаон и Гершом увели их от деревьев на открытое пространство. Начался дождь, сначала небольшой, потом полил ливень. Засверкала молния, в ее свете Гершом разглядел пещеру вверху на холмах. Он подозвал Геликаона, и они повели лошадей вверх по склону. Это было непросто. Золотые лошади, как Геликаон и предупреждал, были трусливыми, вставали на дыбы и пытались вырваться. Маленькая вьючная лошадь вела себя спокойней, но даже она попятилась назад, натянув поводья, когда загремел гром. Оба мужчины выбились из сил, когда добрались до пещеры. Лошадей они спрятали в пещере и привязали, а сами сели у входа, наблюдая за грозой, разразившейся над землей.
