Вероника Иванова - Горные дороги бога
Другой смирился бы с поражением. Признал бы, что где-то допустил ошибку, где-то поступил слишком самонадеянно. Другой, но только не тот, кому всегда удавалось все задуманное. Удалось даже найти отшельницу, скрывшуюся от всего мира. Да, позднее, чем следовало, но все же удалось! Он не мог проиграть и теперь, тем более что учел все промахи своей наставницы.
Глупо было внушать человеку чужого мира мысли о Всеедином, и Логр выбрал для воплощения задуманного самые подходящие инструменты, ведь кто мог знать о Боже и Боженке больше, чем люди, волей судьбы посвященные им? Вера, впитавшаяся в кровь и усиленная могуществом демонов, должна была сделать свое дело. И что-то все-таки произошло, что-то изменилось в телах и сознаниях двух юных существ.
Что-то получилось. Но что?
Он не мог ошибиться.
Он чувствовал, что все сделал единственно правильным образом.
Он нашел «врата», ведущие в вышние чертоги, не хватало только самой малости. Ключа, который бы их открыл.
Следовало снова засесть за книги, заняться расспросами знающих людей, словом, вернуться если не к началу, то к середине пути. Логр Тори чувствовал, что разгадка тайны крылась где-то там, в скучных сведениях, показавшихся незначительными. Вот только времени не было. Он ведь торопился успеть к Большому собранию, чтобы напомнить о вере всем, ради кого пришел в этот мир. Чтобы заставить бездельников и сластолюбцев, считающих происходящее игрой, почтить память женщины, бежавшей не от скуки, а от смерти…
Улочка, на которую выходили окна дома, самовольно занятого одержимым, вела от левого берега Онны к речному рынку Аллари, поэтому заметно наполнялась прохожими только ближе к вечеру, когда покупатели из окраинных частей города возвращались домой с корзинами покупок. Днем деревянная мостовая поскрипывала от чьих-то шагов очень редко, поэтому раздавшийся топот невольно привлек внимание и заставил вновь повернуться к окну, чтобы увидеть, как какой-то мальчишка, промчавшийся мимо, задел дородную женщину, и та выронила все что несла, прижимая к своей груди. Пока Логр пытался рассмотреть, насколько по-настоящему драгоценной была упавшая на доски ноша, пострадавшая от мальчишеской удали обернулась вслед обидчику и в сердцах воскликнула:
– Чтоб тебя Боженка побрала!
Он слышал подобные слова не однажды, из разных уст, сказанные и в шутку, и с ненавистью, но никогда не придавал им значения. Считал, что это своего рода безобидная присказка. Поговорка, не более.
Считал до этой самой минуты, а когда она подошла к концу, собственноручно зачеркнул все свои прежние знания об обоих мирах, где ему довелось побывать.
Голос рассерженной женщины еще звучал в ушах Логра, а одной из неподвижных фигур в комнате уже не было. Не колыхалась занавеска, дверь оставалась на своем месте, закрытая на засов, и все же второй прибоженный исчез. Вернее сказать, прибоженная. Та, которая должна была воплотить в себе женскую половину двуединого божества этого мира.
Логр выбежал на улицу так быстро, как только смог. Выскочил прямо из окна и, наверное, только благодаря проявленной поспешности увидел столь долгожданное чудо.
Мальчишка успел домчаться почти до перекрестка, но вынужден был остановиться, поскольку дорогу ему преградила хрупкая фигура, освещенная лучами солнца так ярко, что казалось, и сама она испускает золотое сияние. Юная девушка с безразличным лицом, невесть откуда появившаяся посередине улицы, устремила свой пугающе пустой взор на малолетнего проказника и медленно развела руки в стороны, словно приглашая в свои объятия.
Он не хотел идти. Любой бы испугался, не только ребенок, но ноги дрогнули и сделали шаг вперед помимо его воли. Еще один. И еще. Потом руки девушки коснулись узкой спины, подтолкнули, сомкнулись кольцом, прижали мальчишку к складкам небеленого полотна на едва наметившейся груди, а в следующее мгновение Логр едва не прикусил язык от изумления, потому что объятия Боженки… опустели.
Сияние, только что слепившее глаза, словно унесло прочь порывом налетевшего ветерка, и на досках мостовой осталась стоять всего лишь девушка с безвольно повисшими вдоль тела руками, невзрачная, бледная, как ткань ее собственного платья.
Крови не было, в этом Логр убедился, тщательно осмотрев все вокруг. Ни капельки. Ни клочка одежды, ни волоска, ни гвоздика из подметки. Мальчишка пропал, будто его никогда и не существовало на этом свете. Впрочем, гибель ребенка, неважно, заслуженная или нет, мало волновала одержимого. Пожалуй, его теперь неспособно было взволновать даже явление Всеединого, если бы тому вдруг захотелось спуститься с небес, чтобы поздравить своего верного последователя с великим успехом: божество было сотворено, и его творцу уже слышалось, как мир опускается на колени.
И сейчас…
Наступивший вечер разительно отличался от прошедшего. Если вчера улицы Аллари выглядели почти вымершими, когда солнце едва приблизилось к верхушкам далекого леса на берегу, то сегодня количество гуляк, казалось, прирастало с каждой новой звездочкой, зажигающейся в бледнеющем небе. И это обстоятельство не слишком-то радовало.
Я возненавидел большие скопления людей в первые же дни службы, когда следовать за Ведущим, соблюдая требуемое правилами расстояние, было еще не слишком привычно, а натыкаться на прохожих уже строжайше запрещалось. Кодекс, по которому жили сопроводители, состоял из сотен разных наставлений и ограничений, но изложить его основную суть можно было всего несколькими словами.
Ты должен действовать только тогда, когда в твоих действиях есть потребность. Остальное время ты – тень своего Ведущего. А тени положено быть бесплотной и незаметной, не так ли?
Но даже воспоминания о том, что совершенно точно было мною пережито, не прибавляли ощущения реальности. Особенно потому, что сейчас мне вовсе не требовалось оставаться незаметным. Даже наоборот. Вовремя выставленный локоть, короткий бесстрастный взгляд – есть много способов сохранять дистанцию между собой и назойливыми зеваками, обступившими тебя со всех сторон.
Гомонящие голоса, цветастые одежды, звуки музыкальных инструментов, сливающиеся в единую мелодию, непрерывное движение, только изредка становящееся упорядоченным, блеск глаз, отсветы фонарей на разгоряченных праздником лицах…
И все это только снаружи. Где-то вовне. За прозрачной и неощутимой, но непреодолимой стеной.
– Не любишь народные гуляния? – Голосок Лус еле-еле пробился к моим ушам сквозь шум толпы.
– Не люблю.
Потому что они всегда устраивались для народа, а не для меня. Мое дело было либо отсыпаться после нескольких суток без отдыха, либо сопровождать кого-то из чиновников, чья служба не различала между собой праздники и будни. Впрочем, демон воспринял ответ по-своему: