Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст
Я подпрыгнул, снова сел.
— Выходит… власть Ватикана так велика, что гасит всякие попытки задать вопрос: а где же Иисус был все это время, чем занимался, что делал?
По его бледным губам скользнула слабая улыбка.
— Да никто и не задает такие вопросы. Человеку вообще несвойственно думать. Ему достаточно верить, так ему комфортнее. А Ватикан всего лишь первым собрал все старые рукописи и хранит их в своей сокровищнице, никого к ним не подпускает… Но ты понял, зачем я тебе это рассказал?
Я с неохотой кивнул.
— Да. Иисус показан уже тем, кем он стал. И его слова о раскаявшейся блуднице потому так действуют на всех нас, что сказаны с великой болью и раскаянием. Они искренни до последнего вздоха!.. Вы правы, святой отец. Никто не должен знать, кем и каким Иисус был во время своих скитаний и поисков смысла жизни. И через что прошел.
Он вздохнул тяжело, в груди у него захрипело, он закрыл глаза и с минуту отдыхал, восстанавливая сердцебиение.
— Это одна из причин, — сказал он тихо, — хоть и не единственная, почему принят вердикт о непогрешимости папы. Только он один может толковать Священное Писание.
Я кивнул было, но что-то толкнуло в груди, я сказал осторожно:
— Не слишком ли? Папа все-таки человек… хоть и наместник Бога на земле.
Он покачал головой.
— Сын мой, папа не принимает решения единолично даже насчет, какие тапочки одеть в спальне! Коллегия кардиналов, богословов и профессоров права тщательнейшим образом изучают любой, даже самый мелкий вопрос и лишь потом подают папе рекомендации, что сказать и как поступить.
— Прекрасно, — сказал я, — так что я могу спать спокойно. Потому что…
Я умолк, он переспросил настороженно:
— Что?
— Отец Дитрих, — сказал я, — могу я говорить откровенно? Если вдруг возникнет, чего я почти не допускаю, различное истолкование Святого Писания…
— Различного с чем?
— С моим пониманием, — ответил я со смирением, что паче гордыни, — то я считаю, что я все-таки больше обязан слушаться Господа Бога, чем папу.
Он отшатнулся.
— Сын мой! Это дорога к ереси!
— Или к реформации, — ответил я мягко, — мы ведь хотим видеть Церковь постоянно действующей? И не только такой, как во времена первых апостолов, но и сегодня действующей… и даже в будущем. А для этого она должна не отставать, а идти по возможности впереди.
Он качал головой.
— Это дорога к ереси, — повторил он строже. — Будьте осторожнее с такими заявлениями.
Он благословил меня, я принял со всем смирением, подписал бумагу на освобождение монастырей от всех повинностей, он кивнул и отправился к выходу, оставив за собой последнее слово.
Я сцепил челюсти и помотал головой, словно вдруг сильно разболелись зубы. Неужели меня настолько заносит, что могу потерять и отца Дитриха? Или слишком забегаю вперед? Но когда Лютер прибил на дверь своей церкви знаменитые тезисы, было уже поздно. И вскоре ругательное слово «лютеране» перестало быть ругательным, как и «гугеноты» или «протестанты».
Но все равно, как ни хочется рулить всем, я не повторю ошибки Генриха VIII, который объявил себя главой Церкви, а тем более базилевсов и всяких царей, при которых Церкви фактически вообще не было, а только пышные декорации и разодетые в золото статисты.
Вера необходима человеку, и он должен верить свято и непоколебимо. Но если хочет стать папой или хотя бы кардиналом, он должен уметь сомневаться. Король сомневаться просто обязан, чтобы не потерять перспективы заметить возможность изменений раньше, чем увидят другие короли или, хуже всего, его оппоненты.
Я остановился, в груди уже не тяжесть, напротив — пустота. И скверное ощущение, что на этот раз неправ уже по-крупному.
Пообедал я в обществе ближайших друзей, сэр Растер выглядит настолько грустным, что я клятвенно пообещал буквально в ближайшие дни великие подвиги, битвы, сражения и ржание коней.
На обратном пути, проходя один из залов, заметил в просторной нише нашего лорда Уильяма Мейкписа, великого знатока придворного этикета, он помовал дланью перед лицом Жерара де Брюса, а тот повторял, как молодой попугай:
— Благодарю вас… благодарю вас… весьма благодарю…
Уильям Мейкпис поморщился, сказал нравоучительно:
— Нет-нет, это сухо и недостойно галантного рыцаря. Вы должны сказал «Тысяча благодарностей!» или «Отныне я ваш покорный слуга» с надлежащим выражением лица. Теперь поклонитесь… нет-нет, вы не мясник, подражающий благородному человеку! Это нужно сделать грациозно, а шляпу, когда распрямляетесь, на несколько секунд прижать к сердцу и при этом смотреть в глаза тому, с кем раскланиваетесь, и лишь затем надеть на голову, иначе будете выглядеть провинциалом…
Я остановился, понаблюдал, сказал строго:
— Сэр Уильям, вы отважного героя, прославленного в битвах при Долине Красных Мечей и Зеленых Шкилетов, превращаете в придворного шаркуна?
Он воскликнул шокировано:
— Ваша светлость!
— Разве не так?
— Ваша светлость, но человек с достойными манерами всегда выглядит лучше, чем человек грубый и невежественный!
— Бесспорно, — согласился я, — но герои выше этикета. Барон Жерар де Брюс — один из таких людей.
Сэр Мейкпис смолчал и поклонился, как и Жерар де Брюс, но я понял по взгляду барона, что теперь у меня не будет более преданного человека, чем этот некогда верный барону Пусе служака и мой злобный противник.
На любую магию, продолжала разматываться мысль, находится контрмагия, и если в простом мире любой в первую очередь старается приобрести меч или кинжал, вообще оружие, то кто касается магии, предпочитает сперва обезопаситься с головы до ног, так как неизвестно, от кого ждать и чего.
Потому вот так взять и выявить шпионов, засланных откуда-то или же просто перекупленных, практически невозможно, разве что случайно подслушаешь их разговор или же заподозренного подвергнешь долгим жесточайшим пыткам, когда даже силы магии слабеют и перестают гасить боль.
Значит, нужно к охране привлекать и всяких-разных чернокнижников, что-то я о них совсем забыл с этими государственными заботами.
Сэр Жерар вошел тихо, посмотрел, как я вымеряю циркулем нечто на карте, кашлянул, не дождавшись моей реакции.
— Сэр Жерар, — сказал я.
— Ваша светлость, — произнес он чопорно, — прибыл человек от Его Величества короля Кейдана.
Я удивился:
— Что, посол?..
— Послов посылают к легитимным правителям, — произнес он без выражения, но мне показалось, что с укором, — к вам же прибыл высокопоставленный гонец со всеми полномочиями доверенного посла, но… не посол.
