Даниил Аксенов - Реформатор
Казначей едва заметно повел плечами. Он нисколько не сомневался, что король говорит правду. Вот только его очень интересовал вопрос: где находятся те самые страны, о которых ведет речь его величество? Канцлер же выслушивал все с непроницаемым лицом. Возможно, ему тоже это было интересно, но не в его характере приставать к королю с расспросами, не имеющими отношения к монаршим поручениям.
— Что-нибудь еще? — спросил Михаил. — Мы все обсудили? Ни о чем не забыли?
Пока собеседники раздумывали над этим, дверь распахнулась и в кабинет вошел Комен. Он был одет как обычно безукоризненно, на на его лице читался легкий налет обеспокоенности, какой бывает у человека, который принес вести, в важности которых не уверен.
— Приветствую, господа, — поклонился генерал.
— Приветствую, — ответил за всех король. — У тебя тоже есть вопросы, требующие срочного внимания?
— Можно и так сказать, твое величество. Скорее не вопросы, а новости.
— Что же случилось, Комен? Только не говори мне, что что-то задержит мой отъезд.
— Вряд ли задержит, твое величество. Просто принимая во внимание участие, которое твое величество принял в судьбе одного молодого человека, я считаю своим долгом сообщить, что жизнь этого самого человека находится в опасности.
— Кого ты имеешь в виду? — недоуменно нахмурился король.
— Аронеарста, автора пьес.
— Что же с ним? Он заболел, что ли? — тревога в голосе Михаила была неподдельной. Он дорожил юношей, восхищался его талантами и вынашивал далекоидущие планы насчет театра.
— Нет, не заболел, твое величество, но послал вызов на дуэль далле Нартику.
— Что?!
— Далла, к счастью, вызов не принял. Все-таки Аронеарст — лишь уру, но Нартик не постеснялся высмеять бедного юношу. Уже в который раз.
— О чем ты говоришь, Комен? Нартику-то что за дело до нашего поэта?
— Все из-за дворца, твое величество. Далла не смог смириться с тем, что его бывшие владения перешли в собственность театра. И уже некоторое время распускает не совсем благовидные слухи об Аронеарсте и его семье.
Михаил сжал руки в кулаки и положил их на стол. Теперь он понял. Нартик в свое время оказался замешан в заговоре с участием имис. Конечно, не непосредственно, но о заговоре догадывался и не сообщил о своих подозрениях. Принимая во внимание древность его рода и титул, а также общий недостаток высокородных дворян, далле было сделано суровое предупреждение. А чтобы оно выглядело весомым, самый лучший дворец Нартика в Парме был конфискован казной. А затем этот же дворец король передал театру. Похоже, что далла не смог смириться с таким развитием событий.
— Где сейчас Нартик?
— Не знаю, твое величество.
— Доставь его сюда немедленно. Ты слышишь, Комен? Сейчас же! Мне есть, что ему сказать.
— Будет сделано, твое величество, — поклонился полицейский.
Комену было известно, что далла Нартик — большой счастливчик, хотя и не может себе в этом признаться. Мало того, что по праву рождения он — одно из самых уважаемых лиц королевства, даже не имея аба, то с бегством Миэльса и четырех семейств положение даллы еще больше упрочилось. Будь он ишибом, то являлся бы одним из наследников трона при отсутствии у Нермана детей. Его сомнительное участие в заговоре было прощено, хотя в том же Фегриде даже за недоносительство снимали головы.
Через короткое время Нартик, которого генерал полиции настоятельно просил зайти к королю как можно быстрее, двигался по коридорам дворца, недоумевая, зачем он понадобился его величеству. Далла не был наивен, поэтому не допускал, что владыка Ранига зовет его, чтобы вручить какую-нибудь неожиданную награду. Скорее, наоборот. Но вот в чем его вина, Нартик не понимал. Он точно знал, что в последнее время вел себя как самый верный из всех верноподанных. Гонец, посланный за ним, не обладал никакой информацией, поэтому не мог развеять беспокойство даллы.
Встретив Нартика у королевского кабинета, Комен решил не заходить туда вместе с ним, а подождать. Что-то подсказывало ему, что владыка Ранига будет вопреки обыкновению резок, а если так, то излишние свидетели еще больше обидят даллу.
Кабинет уже опустел: Ксарр и Лоарн удалились, поэтому приглашенный, войдя туда, оказался с королем наедине. Комен успел отчетливо расслышать лишь слова приветствия, после чего дверь наглухо закрылась.
Присев на стул, генерал начал было неспешную беседу с Тунратом, который как королевский секретарь большую часть своего времени проводил в приемной, но приглушенные звуки, раздавшиеся из-за закрытой двери, заставили обоих умолкнуть и с изумлением внимать им. Нет, слов нельзя было разобрать, но сам характер звуков указывал на то, что король гневается. Если бы Комен не знал о феноменальной выдержанности его величества, то мог бы поклясться, что владыка Ранига и Круанта изволит кричать на бедного Нартика. Это продолжалось довольно долго. Подозрительные звуки не стихали. Когда же дверь распахнулась и далла, покачиваясь, вышел, на него было страшно смотреть. Нартик выглядел бледным, словно больной, длительное время страдающий тяжелым недугом, а его лоб покрывал пот.
Рванув воротник своего камзола, королевский собеседник тяжело уселся на стул в приемной и замер, глотая воздух, как выброшенная на берег рыба. Генерал и секретарь с сочувствием смотрели на него, ожидая комментариев. Нартик находился в приятельских отношениях с Коменом еще до появления принца Нермана. Главный полицейский, собственно, и приложил усилия к тому, чтобы далла отделался минимальным наказанием за свой проступок в связи с заговором. Что такое потеря дворца по сравнению с утратой свободы или жизни?
— Я… никогда еще… такого не слышал, — шепотом произнес далла, отдышавшись. — Те слова, которые употреблял его величество… да я не знаю и половину их! Когда в молодости служил тысячником в армии Миэльса, то полагал, что мне известны все ругате… сильные выражения. Господа, как я ошибался!
— А что король говорил? — поинтересовался генерал. — Приказал прекратить нападки на Аронеарста?
— Если бы только это, Комен, если бы…. Я вообще пострадал безвинно. Наполовину.
— Что ты имеешь в виду?
— Кто такой Аронеарст, я знаю. Признаю справедливость упреков. Но вот кто такой Шекспир?
— Шекспир? Не знаю. А король и о нем что-то говорил?
— Еще как! Его величество страшно гневался, грозил мне ужасными карами и приговаривал: «Руки прочь от моего Шекспира!». А я не только этого самого Шекспира не трогал руками, но даже никогда не встречал!
— А, — протянул Комен, задумавшись, а потом внезапная догадка озарила его лицо. — Послушай, может быть это — новая должность, недавно учрежденная королем. И его величество назначил Аронеарста шекспиром! Возможно, должность настолько почетна, что ограждает ее обладателя от любых нападок и оскорблений. Вот в чем дело должно быть!
