Марина Дяченко - Казнь
Их тренер – тоже.
Тренер сидел на низкой некрашеной скамеечке, Ирена видела его спину и затылок.
Широкие плечи, обтянутые потертой курткой. Непокрытая голова, чуть вьющиеся волосы с изрядной долей седины. Мальчишки носились и орали – единственный зритель наблюдал спокойно, чуть снисходительно, иногда делал отметки в записной книжке.
Ирена шагнула еще. Оступилась, еле удержалась на ногах.
Мальчишки вопили – ей казалось, что беззвучно.
– Анджей…
Он обернулся.
В какую-то секунду ей показалось, что сейчас он вернется к своему делу. Преспокойно обернется к играющим мальчишкам, еще и прокричит им в поощрение что-нибудь вроде «давай-давай»…
Сколько раз она ошибалась? Видела ЕГО в других людях?
Первый раз – давным-давно, в машине Семироля. Потом – в том склепе-небоскребе, дворце Толкователей, когда свет слепил глаза, а голова торчала в пасти каменной зверушки. А теперь слепят солнце и снег…
– Привет, Хмель. Ты неважно выглядишь.
– Привет, Кромар, – отозвалась она в тон. Просто по инерции. – Зато ты выглядишь превосходно.
Он поднял брови:
– Не узнаю тебя… Где же отсроченная реакция?
– Просто время здесь идет слишком медленно, – отозвалась она шепотом.
Хотелось спросить что-то совсем уж глупое. Например: «Это действительно ты?!»
Что ему сказать-то? Господи, Создатель, о чем с ним говорить? После всего, что случилось?!
Она действительно плохо выглядит. Просто ужасно. Но… «Неважно выглядишь» – все, что может сказать человек, впервые увидев свою бывшую жену с огромным животом?!
Она так и топталась бы, переминаясь с ноги на ногу, если бы тот, кто сидел на скамейке, не подвинулся. Будто приглашая усесться рядом.
Мальчишки верещали. С момента, когда сидящий на скамеечке обернулся, было забито уже два гола – по одному в каждые ворота; наверное, со временем действительно творилось что-то неладное. Или оно попросту приспособилось к ритму Ирениного восприятия?..
– Кто это? – она указала на мальчишек.
Он пожал плечами:
– Да так…
– Одна моделька?
– Да… Одна моделька. Ты угадала.
Иренина длинная тень на снегу казалась автономным, совершенно самостоятельным существом.
– Садись, Хмель…
Она присела на самый краешек скамейки.
– Го-ол! Го-ол!! Двести восемнадцать-двести шестнадцать!..
Мальчишки не выглядели усталыми. Шайба, мир клином сошелся на шайбе, никто даже не взглянул на Ирену… Хоккеисты были нелюбопытны – или попросту не видели ее?..
– Что же ты молчишь, Хмель?
– Разве нам не о чем помолчать?
Тот, что сидел рядом, удовлетворенно хмыкнул. Кивнул на мальчишек с некоторым самодовольством:
– Тебе нравится?
Она молчала.
– Ты плохо обо мне думаешь, Хмель.
– Разве? – удивилась Ирена.
Ее длинная тень достигала макушкой льда.
Хорошо бы вспомнить что-то хорошее. Что-нибудь теплое, связанное с Анджеем… Это было бы очень кстати. Потому что в момент, когда от нее требуется проявить все свои силы и способности – в этот самый момент она уже ни на что не годна. Обидно.
Коньки оставляли на льду белые бороздки, в них преломлялось солнце, казалось, что лед подернут светящейся паутиной. Алмазной пылью носились подхваченные ветром снежинки.
– Красиво, правда? – спросил Анджей.
Ирена прищурилась.
Наваждение было мгновенным. Перед глазами у нее потемнело, снежинки обернулись рассеянными в пустоте светлячками – безумно величественное, редкое в своей красоте зрелище… Кажется, нечто подобное она испытала, когда в шесть лет впервые попала в планетарий. Но там была тень, слабое подобие мира, открывшегося Ирене в эту минуту…
Снег снова стал белым. Черная шайба улетела в сугробы, мальчишка в бордовом свитере полез извлекать ее, прочие азартно поторапливали…
– Красиво, – сказала она еле слышно.
И впервые решилась посмотреть ему в глаза.
Нет, он не изменился. С таким же лицом он мастерил свои спичечные «модельки», колдовал за компьютером, кормил голубей…
Наверное, он похож был на вдохновенного дирижера за пультом. Во всяком случае, глаза его казались скорее упоенными, чем безумными.
– Анджей…
– Да?
– Ты удовлетворен?
Над озером стояло, повторяя его форму, круглое облако.
– Гм… Видишь ли, Ирена. Удовлетворен бывает бык-производитель, только что покрывший половину стада…
Облако медленно поворачивалось, приобретая странно знакомые очертания; призрак спирали, два залихватски завернутых рукава…
– Слишком трудно, Ирена… и ведь совершенства не бывает. Оно и не нужно никому, совершенство…
Ирена молчала.
Кстати пришлась бы сковородка. Или даже стопка фарфоровых тарелок; она последовательно разгрохала бы их о скамейку – со звоном, с визгом, со слезами. Она закатила бы классический семейный скандал, она потребовала бы немедленно вернуть ее на привычный диван, отмотать обратно время, прекратить, наконец, издевательство…
Почему-то ей казалось, что именно гротескная, на грани фарса «бытовуха» уместна под этим облаком и под этим солнцем. Может быть, мальчишки на время оставили бы свою игру, оглянулись бы на грохот посуды…
– Ты шутишь? – спросила она на всякий случай.
– Нет… – он улыбнулся.
Она ощутила себя лишней.
Назойливой посетительницей, явившейся не вовремя, с просьбой столь мелкой, что ее неловко произнести вслух…
О чем она может говорить с ним?
Как он это делает? Зачем? С чего все началось и чем закончится, и закончится ли вообще…
Эй, господин Петер! Я выполнила ваше задание… вернее, первую его часть. К сожалению, исполнение ваших дальнейших инструкций не представляется возможным…
Тем более что вы, скорее всего, уже и не существуете. Пали жертвой «вероятностных катаклизмов».
Что поделаешь, господин Петер. В конце пути я встретила не совсем того, кого ожидала встретить. Да и вы, наверное, не ждали такого поворота событий…
Ирена тяжело поднялась. Грузно колыхнулся живот.
– Будь здоров, Кромар. Привет.
Тот, кто сидел на скамейке, поднял на нее слегка удивленные глаза:
– Уже уходишь?
– Да… Мне пора, – Ирене вдруг стало весело. Вот так, развернуться и уйти; возможно, прежде, чем солнце сядет, она найдет какое-нибудь волчье логово и завалится спать…
Она обернулась к Анджею спиной. Тяжело, что нет рядом Рекового локтя, не на что опереться…
Впрочем, она вполне еще держится на ногах. А ветер теперь дует в спину, а значит, идти будет легче…
Она вдруг улыбнулась. Из давних-давних воспоминаний вынырнула странная дамочка, визитерша в синем: «Гению не нужна жена – ему нужен друг, соратник… нянька…»
