Андрей Белянин - Моя жена – ведьма
Действительно, все тело болело так, словно меня пропустили через посудомоечную машину. Сделав первый шаг, я неожиданно понял, что снова стал человеком, даже одежда на мне прежняя и ботиночки ничуть не запылились. Неужели ничего не было?
— Вы отсутствовали почти четыре минуты. За столь долгий период можно было совершить многое. Я очень в вас верил, но такое… вы нашли и спасли невинную девочку, вы повернули вспять стаю хищников, вы отлично дрались с оборотнями, применив парадоксальное по сути своей заклинание, и оно дало непревзойденный результат! Волки, что бы они о себе ни думали, всегда боятся собак. Этот страх издревле гнездится в их подсознании, страх перед человеком и его друзьями. Одним своим превращением вы лишили врага морального преимущества!
— Я был не один, мне помогали.
— Ваша жена? О, она отлично справилась с защитой девочки. Перемещающийся щит из неподвижного воздуха — абсолютно великолепная идея! Надо будет попросить у Наташеньки рецепт, такая штучка всегда может оказаться очень полезной.
— Ради Бога, она закончит закрутку и охотно поделится с вами заклинанием. Но вообще-то я имел в виду Анцифера и Фармазона.
— Так они тоже были там?! — искренне удивился старый рыцарь. — А я-то ломал голову, что это оборотни сцепились в клубок и куда это вы взлетели перед тем, как обернуться собакой?.. Да вы кушайте, кушайте! Вот бутерброды с колбаской, сыр свежий… Фужерчик поднимите. Вот так, за победу!
Я наскоро проглотил пару бутербродов и, извиняясь, бросился к телефону.
— Фарьяшинар, брике лентонаро! Тепортика, кянти орма. Зарните, зарните. Серпод миус…
— Наташа?! — Я лихорадочно сжимал трубку.
— Да?
— Привет, это я.
— Где ты пропадаешь, счастье мое? Вы еще не наговорились? Тогда передай сэру Мэлори, что завтра мы ждем его на ужин, я буду печь торт.
— Торт?
— Ну да, такой треугольный, с трубочками и вишенками внутри, как ты любишь… Сережа, что-нибудь случилось?
— Да… Нет! Я хотел сказать… с тобой там все в порядке?
— Конечно, а что со мной могло случиться?
— Не знаю… наверно, ничего. Все в порядке, да?
— Все в полном порядке, солнце мое! Приходи побыстрее, пожалуйста. Пока, целую.
— Она ничего не знает и пока ничего не помнит, — деликатно объяснил хозяин, когда я повесил трубку. — Главная цель достигнута, мы выяснили, что на губах у вашей супруги была ваша кровь, оставшаяся там после того, как она зализывала вам рану. Кстати, не болит?
— Нет, — автоматически ответил я и, спохватившись, полез под рубашку. На левом боку алела свежая, едва затянувшаяся царапина.
— Могу дать пластырь, чисто на всякий случай.
— Спасибо. Значит, все это было…
— Естественно, одагомпа. Афкашор рийфе му лямпеорно, ота мин вяй-вяй мао.
— А почему тогда она ничего не помнит? — переспросил я.
— Еероском — к ачесткол циметитут. Фин… па лапуза хетлион миз? Нарт наоминц люф. Воф ли, моф ли, е ингертиосимпускии… Мя?
— Ладно, не буду с вами спорить. В конце концов, какая мне разница…
Уже в прихожей, прощаясь, я пожал дружескую руку сэра Мэлори и напомнил, что завтра вечером мы ждем его на ужин.
— Завтра? — уточнил он. — А… понимаю, вам надо подготовить жену… Это очень разумно. Она у вас эмоциональная женщина.
— К чему подготовить?
— Да не волнуйтесь, девочка мне совершенно не помешает. Между нами говоря, я даже буду рад, по этому дому так давно не топали детские ножки…
Наверное, у меня было очень глупое выражение лица, потому что галантный хозяин сочувственно вздохнул, разворачивая меня к двери:
— Не буду задерживать… Вы очень устали, идите домой, Сергей Александрович. Мы с Фрейей обязательно будем к ужину…
— Где… где она?
— Что вы кричите? Разбудите…
— Где она? — Я опрометью бросился назад в квартиру, пробежал мимо кабинета, гостиной, той комнаты с пентаграммой… Спальня! Ну конечно же… Я осторожно вошел и… этого не может быть! На широкой кровати под балдахином безмятежно спала та самая девочка. Маленькая испуганная замарашка… Хотя уже нет… Ее мордашка и ручки сияли чистотой, светлые волосы разметались по подушке, а ночная рубашка радовала новенькими кружевами. Носик сопел ровно, по губам блуждала улыбка, наверное, ей снился хороший сон.
— Так сладко спит, — растроганно прошептал сэр Мэлори за моей спиной. — Все-таки хорошо, что вы ее удочерили, у такой замечательной крошки обязательно должны быть родители.
— Как… я… как это… получилось?
— Почему вы у меня спрашиваете? — подозрительно сощурился хозяин. — Нет, вы сегодня явно переутомились… Уходите на какие-то считанные минуты, возвращаетесь в виде потрепанного пса со спящей девочкой на спине, пока я переношу ее в ванную, мою, переодеваю, укладываю в постель и укрываю одеяльцем, вы вновь превращаетесь в человека. Я не берусь обсуждать те или иные достоинства вашей магии, но если так пойдет и дальше… У вас ведь просто отшибает память! Согласитесь, что склероз более приличен моему возрасту.
— Она… прелесть, — тихо сказал я, почти не слушая ворчания старого рыцаря.
— Не будите ее… девочке и так досталось. Пусть она выспится, а завтра…
— Сегодня! Как только проснется — сразу домой, прошу вас. Наташа там с ума сходит, ищет ее, так что, пожалуйста, как только встанет — вы сразу к нам.
— Хорошо. Я, конечно, немного удивлен таким бурным проявлением отцовской любви, но… Вы с женой всегда отличались оригинальностью поступков. Я верю, что девочке… будет с вами интересно. Но бегите же, вас ждут.
— Спасибо, сэр Мэлори. До вечера, надеюсь, прощаемся ненадолго.
— Ломиха, маус ломиха… Панг рикоп, ф искюрпис вастос. Камоминс каф!
Мы еще раз пожали руки, я нежно глянул на спящую девочку и отправился домой, размышляя, как именно преподнести эту радостную новость моей жене. В смысле — тот неопровержимый факт, что хотя она ровно ничего не помнит, но у нее уже есть дочь, ей четыре года, ее зовут Фрейя и сегодня вечером сэр Мэлори вернет ее в наш дом. Надеюсь, Наташа обрадуется… То есть конечно же обрадуется, только вот как она все это воспримет? Уже на ходу я поймал себя на том, что иду не один. Слева и справа от меня колыхались белые и черные подолы длинных одеяний. Господи, я же про них совершенно забыл!
— Ребята, вы целы?! — Поочередно мы обнялись с ангелом и чертом. Анцифер не пострадал, а вот Фармазон держал левую руку на перевязи, изображая безнадежно раненного страдальца. Не уверен, что можно всерьез покалечить бесплотного духа, но тем не менее мой черт старательно это демонстрировал.
— Мы старались, как могли.
