Лорел Гамильтон - Глоток Мрака
Ночи я сплю между Дойлом и Холодом, или Шолто и Мистралем, или Галеном и Рисом. Делимся для секса, но не для сна. Мой Мрак и мой Смертельный Холод бывают со мной чаще остальных. Никто, кажется, не спорит по этому поводу, как будто они все решили между собой.
Ради хорошей прессы и для получения небольшого количества денег я дала несколько интервью. Пришлось, потому что солдаты, которые были с нами и разговаривали с прессой. Они видели чудеса и о них тоже рассказали. Я не обвиняю их. Нас иногда даже посещают Доусон, Орландо, Хейз, Бреннан и некоторых другие.
Было одно телевизионное интервью, у которого был огромный рейтинг, а после того, как оно попало в Интернет… ну, в общем, кажется, все его загружали. Там я сижу между Дойлом и Холодом, они в сделанных на заказ костюмах и я в дизайнерском пальто. Рука Холода в моей руке. Дойл сидит около меня, более непринужденно, чем наш Холод, который еще не совсем избавился от своей боязни публичного выступления.
Журналистка спросила:
— Так, Капитан Дойл, действительно ли, что Вы отказались от шанса стать королем Неблагого Двора, чтобы спасти лейтенанту Фросту жизнь?
Дойл даже не оглянулся, только кивнул и сказал,
— Да.
— Вы отказались от королевства, чтобы спасти друга?
— Да.
— Это настоящая дружба, — сказала журналистка.
— Он был моей правой рукой больше тысячи лет.
— Некоторые люди говорят, что он, возможно, больше, чем просто друг, Капитан.
— Тысяча лет достаточно большой срок для очень близкой дружбы.
Можно подумать, что журналистка заинтересовалась бы тем, что происходило за эту тысячу лет. Но ее интересовало что-то еще.
— Некоторые люди говорят, что Вы отказались от трона, потому что Вы любите Холода.
Дойл явно не улавливал двойной смысл. Он ответил честно:
— Конечно, я люблю Холода. Он мой друг.
Тогда она повернулась ко мне и спросила:
— Мередит, как Вы думаете, Дойл любит Холода?
Я выпрямилась и взяла руку Дойла так, чтобы держать их обоих за руки.
— Это помогает всем нам спать вместе.
Это было слишком откровенное заявление для этой журналистки, но она справилась.
— Холод, что думаете по поводу того, что Ваши возлюбленные отказались стать королем и королевой, чтобы спасти Вас?
Камера показывала Холода крупным планом, на лице которого было непроницаемое высокомерие, за которым он всегда скрывал неуверенность. Но камера не могла этого показать за его нереальной красотой.
— Сказал бы им не спасать меня.
— Вы бы согласились умереть?
— Я думал, что Мередит хотела быть королевой, и я знал, что Дойл будет лучшим королем.
— Это были несколько недель назад. Что Вы теперь думаете? Действительно ли Вы рады, что они принесли такую жертву?
Он посмотрел на нас обоих, и камера отодвинулась так, чтобы показать нас троих. Наши лица смягчились, мы улыбнулись друг другу.
— Да.
— И Мередит, принцесса, Вы не будете королевой. Вы не сожалеете об этом решении?
— Ни одного дня, — сказала я.
— Так никаких сожалений?
Я подняла руки обоих мужчин и сказала,
— Если бы эти двое ждали Вас дома, то Вы сожалели бы?
Она рассмеялась, согласившись со мной. Интервью привлекло большое внимание и в большей степени из-за «любви между мужчинами». Нас это не беспокоит. В конце концов, если нас не беспокоят слухи, то они не имеют значения.
Люди поражались, что мы отказались стать королевой и королем ради любви. Милтон сказал: «Лучше царствовать в Аду, чем служить на небесах». Я же говорю, что позволю небесам и аду вести бои между собой, без меня.
Я засыпаю между теплом их тел. Я просыпаюсь ночью и прислушиваюсь к их дыханию. Я видела их лица в кабинете врача, лица всех их, когда мы услышали биение сердечек наших малышей, такое быстрое, как у напуганных пташек. Я смотрела на их лица, когда мы наблюдали, как эти тени на экране двигались и перемещались, и когда узнали, что один из малышей был мальчиком. Мои мужчины обсуждают теперь будущие имена, а я наслаждаюсь их счастьем. Нашим счастьем.
Вопрос, который не задал ни один журналист, был таким: «Если бы Холод умер, а Вы бы заняли трон, как бы Вы себя чувствовали?». Мы потеряли нашего Смертельного Холода и поняли, что никакой трон, никакая корона, никакая власть, никакой подарок Богини не восполнили бы его потерю. Мы уже познали горечь этой потери, а ни Дойл, ни я никогда не были королем или королевой. Вы не можете потерять то, чего никогда не имели, но вы можете скорбеть по человеку, которого вы любили и потеряли.
Я не хочу скорбеть по кому-либо еще, когда-либо снова.
Я — Принцесса Мередит Никессус, и наконец я счастлива в Городе Ангелов на Берегах Западного Моря. Иногда волшебная страна — это то, где вы создаете ее.
