Яна Алексеева - Эрнани из гильдии Актеров
Но зачем дышать?
Серый пепел щупалец оседает рваной волной.
Улыбаюсь прямо в мертвые, тусклые глаза. То, что осталось от целителя, внушает отвращение.
Клинок, подчиняясь легким движениям кисти, вновь очерчивает пространство. Нити рвутся с неслышным, но ощутимым треском. Обрубки, осыпаясь, хлещут по полу, вздымая вверх каменную крошку, иссеченная до крови кожа ноет.
Развернувшись вокруг оси, так, что взметнулся подол, прочерчиваю резкую границу. Успеваю заметить в полуобрушенном дверном проеме капитана. Даверрея, прикрыв рукой окровавленое лицо, беззвучно шевелит губами.
Позволяю вести себя азартному вдохновению, захлестывающему сознание, отгоняющему боль и усталость. Разум окончательно разделяется, отдавая на откуп телу инстинкты, и погружаясь в сладкую дрему посланных кому-то видений. Иллюзии, вырастая перед внутренним взором, застилают пространство.
Танец меча возрождает воспоминания…
Звон колоколов под высоким куполом святилища. Яркий свет заливает серые камни, играет тенями на оживающих барельефах, которые, кажется, поворачиваются и внимательно следят за высокой стройной женщиной, ведущей к выложенному белым мрамором постаменту маленького мальчика.
Танец, разворот. Клинок поет, мир стонет, бьется в судорогах.
Шепот с Изнанки пробивается сквозь завесу, оглушает, лишает чувствительности.
Тишина!
Мальчик кладет руки на резной алтарь. Тихий гул, вспышка. Пораженный шепот стоящих в отдалении людей.
— Аватар, аватар, аватар…
Мальчик растерянно улыбается, женщина, не скрывая струящихся по лицу горьких слез, смотрит вверх.
Пепел мешается с золотом, тьма — со светом, тишина — с ревом рвущихся в реальность тварей.
Стены содрогаются.
Танец… мелодичный звон зеркал, и среди затаившихся среди осколков сущностей тихим шепотом кто-то продолжает рассказывать…
Юноша гибкой тенью скользит через ночной лес. Деревья раздвигаются, открывая поляну, покрытую россыпью мелких белых цветов. Человек замирает, задумчиво глядя в небо, беззвучно шепча что-то ярким и острым, как ледяные наконечники стрел, звездам. Затем вздымает вверх извлеченный из наспинных ножен меч. Откуда-то из незримого, напряженного, собранного складками пространства бьет молния. Искры серебристыми лентами сбегают по металлу, стекают по поднятой руке, обвивают шею, касаются лица, сплетаются с длинными уже седыми волосами.
Юноша кричит.
Танец…
Глаза в глаза, мертвое напротив живого, изнанка и реальность мешаются, клубок, копошащийся среди клочьев легких и осколков костей, приближается. Нет ни страха, ни омерзения.
Ничего.
Только тишина, разбиваемая шепотом в сознании.
Танец… шаг за шагом, все ближе.
Забыть. Забыть о том, какова цена проигрыша. Это — игра.
Это — тропа, узкая кромка бытия. Граница…
Между жизнью и смертью.
Но ведь на границе порой случается невозможное…
Мужчина с ожесточенным, суровым лицом стремительно скользит в окружении странных тварей, похожих на змей. Его клинок порхает, одно за другим поражая длинные, маслянисто-черные тела. Но их много. Слишком много. Вот уже кровь из разорванного зубами-иглами плеча капает на разодранную дернину.
С губ мужчины срываются слова:
— Дочь моя…
Отец?
Реальность вращается, сознание сливается, многоголосье масок сливается в крик.
Хищные движения, круговерть атаки, росчерки защиты…
Я — Охотница.
Танец, звон колоколов, пение клинка. Короткий, резкий рывок, выводящий на дистанцию удара. И древнее лезвие, напоенное кровью и смертью с легкостью входит центр сосредоточия коронованной твари.
Неслышимый, но ощущаемый всем телом визг бросает меня на колени. Судорожное дрожание Изнанки порождает ответные судороги, хлесткие движения развеиваемых щупалец перемалывает в пыль камни, сталь и дерево.
Не людей…
Отрешенное вдохновение уходит, как всегда оставляя после себя пустоту и тоскливую обреченность. Медленно, очень медленно… непозволительно медленно возвращаются звуки, запахи, ощущения. Боль в руке, слабость, мелкая гранитная крошка под коленями, судорожно стиснутые на кожаной рукояти пальцы. Я слаба, как котенок, тело наполняет тошнотворное ощущение полного бессилия. Горечь полыни во рту и кровь, теплая, такая… бодрящая. Легкий солоноватый привкус на губах, ободряюще ясный и понятный.
И четкое осознание, сохранившееся после видений, прикрывавших сознание от Зова твари во время движения.
Отец.
Ненавижу!
Мой отец… аватар. Да. Мой отец — почти бог… Ненавижу…
Шепот в глубине сознания, путь, которым он меня вел, помощь и пренебрежение, указания, те, о которых догадалась и те, о которых понятия не имела. Все понятно, ясно и четко. Я дочь Судьбы и Степи, но как же ненавижу теперь тех, кто вел меня раньше.
Моя воля, моя судьба, оказывается, совсем даже не принадлежали мне.
А кому? Богам, только богам.
Гром и молния! Тихо застонала сквозь стиснутые зубы. Как же ненавижу-у…
Кто я теперь?
И почему раньше не задумывалась о том, что тропа судьбы есть ни что иное, ка как мерзкое принуждение?
Серая пелена укутала меня, отгораживая от застывших, изломанных тел в другом конце помещения. Горло саднило, дышать было невозможно, да и смотреть тоже, по лицу, смывая пыль, бежали слезы. Зажмурившись и пережидая резь под веками, с силой провела рукой по лицу.
Пепел медленно оседал и взгляд, следуя за тускло сияющими в замершем времени волнами, зацепился за скрюченную черную головешку. Обугленные сучья пальцев, белые, покрытые ало-серыми разводами кости, вывернутые из груди, будто лепестки мрачного экзотического цветка, алчный оскал черепа…
Корона.
Корона…
Ключ крови.
Сколько прошло времени, пока я предавалась мрачным раздумьям и самобичеванию?
Есть еще долг.
И претенденты на власть.
Взметнувшись с колен, с силой опустила все такой же послушный воле клинок, перерубая хрупкие даже на вид позвонки на высохшей шее трупа. Откатила череп и продавила его каблуком, размазывая содержимое черепной коробки. Поморщилась, расслышав мерзкое чавканье.
На миг поддавшись не перестающему звучать Зову, попыталась ухватить золотой, кажущийся таким безобидным обруч. Вспышка боли в рассеченной ладони спасла меня от бесславной кончины, омывая сознание тусклой, но освежающей волной.
Зло зашипев, осторожно подцепила корону кончиком лезвия. Вытянула руку. С тихим шелестом та соскользнула к гарде и застыла, еле заметно покачиваясь.
