Екатерина Русак - Белое Солнце
— Мама!
Георгий заглянул в стенной провал. Там, на земле лежала девочка с неестественно вывернутыми ногами. Она видимо упала с высоты, повредив себе кости. Георгий не стал останавливаться, подобные следы войны он видел везде. Мимо него, шатаясь, прошел кейтор. Он был без оружия, из его предплечья торчала стрела.
Солнце скрылось за горизонтом, темнота стала окутывать мир. Но, как и днем, ухали и грохотали метательные машины. Они, посылая по воздуху дымящиеся огненные снаряды, поддерживали атакующих, выжигая огнем защитников. Как и при свете солнца свистели стрелы и камни, кричали смертельно раненые люди, раздавались стоны и проклятия.
Прошла доля суток. Наступила ночь, взошла луна, но побоище в городе продолжалось. В зловещем свете пожаров по-прежнему кипел яростный бой, не прекращавшийся ни на одну минуту. В центре города, имевшем некоторое подобие крепости, собрались оставшиеся в живых защитники города. Нептун приказал подтащить к стенам цитадели метательные машины. Войны кейторы, израненные и обожженные, с трудом установили орудия. Каменные ядра стали сокрушать верх стены, сметая прятавшихся за надстройками и оказывающих сопротивление хурритов и лулубеев. Ломать стену вокруг крепости было просто бесполезно. Таранами ее разбить было невозможно. Она имела 4 метра в толщину и 4 метра в высоту. И только надстройки на стене, возвышавшие еще на 2 метра, были уязвимы.
Камни выпущенные из катапульт со страшным грохотом врезались в стены, поднимая тучу пыли. В крепости страшно выли от ужаса и отчаяния женщины и плакали напуганные дети. Пращники амореи непрерывно запускали град камней. Каменные снаряды легко находили своих жертв среди пытающихся спастись внутри цитадели людей. Камни сбивали их с ног, крушили кости, наносили синяки и ушибы. Женщины закрывали своими телами детей, пытаясь защитить их от убийственного каменного града, стараясь хоть на несколько мгновений продлить им жизнь.
Ростины, под прикрытием лучников и пращников, воздвигли под стенами цитадели насыпь из камней и бревен и под ужасающий рев боевых труб пошли на последний штурм.
Но сопротивление хурритов уже было сломлено. Отдельные враги еще пытались защищаться, но их смели первым же натиском кейторы, оставив умирать на стене и камнях двора крепости. Внутри цитадели началась страшная резня. Ростины и амореи не щадили никого…
Грохот боя и крики постепенно стали стихать и наконец, утихли. Все было кончено. Город умер. Только кочевники-амореи, подобно волкам, рылись в обломках зданий, на пожарище, разыскивая медные и бронзовые изделия: добычу, представляющую особую ценность. Они добивали раненых и прятавшихся хурритов.
Монкейторы стали созывать свои сотни. Медленно начали собираться уцелевшие войска. Из 3200 кейторов в живых осталось не более полутора тысяч. Из отряда унугцев в двести человек, уцелело всего тридцать два, считая Нингишзиду. Потери амореев не считал никто.
Страшный смрад от пепелища и начавших разлагаться трупов заставил Нептуна приказать армии отступить от поверженного города на несколько километров на запад.
Обессиленные воины попадали, где остановились, и лагерь превратился скопление безумно уставших, беспробудно спавших людей. Спавшие воины лежали как мертвые. Если бы пришел враг, то ему никто не оказал сопротивление. Но врагов поблизости не было.
Алчные кочевники расположились лагерем недалеко от ростинов. Они пришли за добычей. Города больше нет. Им никто не сможет оказать сопротивления. А вокруг лежало столько беззащитных хурритских поселений. Они спали, отдыхали и терпеливо ждали утра.
Утром, когда солнце взошло над горизонтом, кейторы стали приходить в себя, подниматься после сна. Забурлила вода в походных горшках, заблеяли овцы, которых резали на мясо. Воины смывали с себя кровь и сажу, осматривали свое оружие. Раненые меняли окровавленные повязки.
Георгий спал, завернувшись в плащ, он проснулся, услышав, как воин из Унуга декламирует кому-то поэму. Георгий прислушался. Певец-сочинитель, с засохшими следами крови на лице, сидел недалеко от него, и, подняв глаза к небу, говорил сам себе:
— Жил садовник по имени Шукаллитуда,
Он поливал грядки, он копал канавы.
Сад его засыхал, пыль гор засыпала его,
Он страдал, пыль гор засыпала его.
Тогда он обратил взор к землям внизу,
Он посмотрел на звёзды на востоке;
Он обратил взор к землям наверху,
Он посмотрел на звёзды на западе;
Он созерцал благоприятные небесные знаки.
Созерцая их, он постиг знамения,
Он узнал, как применять законы богов,
Он изучил решения богов.
В своём саду, в пяти, в десяти недоступных местах,
В каждом из этих мест, он посадил по дереву для защитной тени.
Защитная тень этого дерева сарбату с густой листвой,
Защитная тень дерева знаний,
Тень, которую оно даёт на заре,
В полдень и в сумерках, никогда не исчезает…
Шукаллитуда стал повелителем горных народов,
Шукаллитуда стал повелителем народов равнин,
Он стал повелителем над многими людьми…
Однажды моя царица пересекла небо, пересекла землю.
Инанна пересекла небо, пересекла землю…
Женщина, охваченная усталостью, приблизилась к саду и крепко уснула.
Шукаллитуда увидел её из угла своего сада…
Он овладел ею, он целовал её,
Он вернулся в угол своего сада.
Пришла заря, взошло солнце,
Женщина с ужасом взглянула на себя,
Инанна с ужасом взглянула на себя,
И тогда женщина из-за своего лона, — что же она сотворила?
Инанна, из-за своего лона, — что же она сотворила?
Все источники в стране она наполнила кровью,
Все рощи и сады в стране она напоила кровью.
Люди пришли за дровами, а что пить — одну кровь?
Женщины пришли по воду, а что взять — одну кровь?
«Я должна найти того, кто овладел мною,
среди людей всех стран», — сказала Инанна.
Инанна пришла к мудрому Энки, ануннаку,
Повелителю земли и окружающих вод…
Армия Нептуна дошла до реки Буранун, где их дожидались стоящие у берега суда из Унуга. Началась переправа войска. Двенадцать судов Унуга перевозили кейторов, грузы и повозки.
Здесь Нептун простился с Нингишзидой.
— Я возвращаюсь с тяжелым сердцем в Альси, — сказал Нептун. — Мне как-то сказал Си-лот Гобуб, что человек должен творить, а не разрушать. Гобуб прав…
Нингишзида посмотрел на Нептуна:
— Впереди зима… Береги себя, Альгант.
