Ирина Якимова - Либитина (СИ)
«Что же с тобой случилось, Нонус?»
Пламя свечей шипит и потрескивает, но не желает больше ничего говорить. Оно совсем ослабело в душном подземелье, скоро угаснет, и черная пустота разольется по коридорам. Тьму вновь разорвут на части лишь факелы охотников, идущих за моей головой. Я больше ничего не успею вспомнить, ничего не смогу передать бумаге — солнце катится к горизонту, возвещая начало последнего боя. «Но, наверное, так даже лучше», — постепенно понимаю я и примиряюсь с этим. Я вспомнила все, чего мне не следовало забывать, а остальное пусть достанется пустоте.
А Нонус… Пусть он останется в моей памяти живым. Не сдавшимся Бездне ненависти, не побежденным ею. Наверное и он так хотел, поэтому не позволил мне почувствовать свою смерть, как прежде не позволял чувствовать свою боль. Чтобы пламя нашей общей надежды не угасало, чтобы золотое сияние по-прежнему разливалось над волнами мысленного моря, сохраненного в глубине моей памяти… Глупый и чуткий мальчишка!
Коридоры логова пустеют — куклы выходят на поверхность для последнего представления. Я продумывала образ каждой, шила им наряды несколько лет, я написала десять сценариев и каждый отрепетировала по десять раз, чтобы последняя сцена триптиха была сыграна идеально и точно в каждой мельчайшей детали, а теперь у многих кукол, у которых еще остались слезы, блестящи дорожки на щеках размывают сложный грим.
«Это представление будет для тебя, Нонус. Мы не увидим светлых детей Бездны, но на миг увидим сияющий луч — открытую дорогу к ним. Это тоже неплохо».
Наверху быстро наступает вечер. Синяя мгла спускается в мою долину, не отмеченную на картах. Но куклы разжигают костры из заготовленных дров и зажигают свечи, отгоняя ночь. Теперь с высоты полета крылатых тварей чаша долины кажется отражением звездного неба, только мои огоньки теплее звезд.
И вот, в синей мгле показываются чужие, не несущие моего проклятия, моей личины, тени. Закрытые невидимым алмазным щитом, со смертоносным серебром в руках… Охотники. Им осталось обойти одинокую скалу, чтобы увидеть мою сцену, а пока я командую куклам-музыкантам играть. Вариация известной мелодии «Солнца и Луны» далеко разносится в холодном чистом воздухе, и я вижу, как это ошеломяет охотников. Многие приостанавливаются, прислушиваются.
— Не сбавляйте шаг! — командует глава отряда, заметив разброд в рядах. Охотники обходят скалу, и им открывается чудесная долина, вся в гирляндах живых огней. Разглядеть подробности мешает небольшой лесочек, который, впрочем, можно миновать за пять минут. Меж стволов мелькают танцующие силуэты в парадных одеждах всех эпох Терратиморэ, птицы кружат кольцом вокруг светильника — восходящей луны, с шуршанием шелка скользят по окрестным холмам стаи волков. Звенит мелодия «Солнца и Луны» — танца-пиршества, придуманного первыми carere morte.
— Что там? Бал?! — полушепотом вопрошает ночь помощница главы, изумленно озирая будущее поле битвы. Несколько охотников разражается нервным смехом, а предводитель усмехается:
— Похоже на то. Жаль, я не захватил фрак, — цедит он. — Вперед и поспокойнее. Помните, это же Либитина. Не отвлекайтесь на ее спектакли. Ищите меж масок путь к их хозяйке. -
Я вижу в его глазах готовность убить, но лишь отмечаю это как еще один выполненный пункт моего сценария. Страх смерти пока не приходит и не придет еще долго: воспоминание о золотом сиянии волн сдерживает его. И, вновь и вновь вызывая в памяти эту светлую и, после смерти Нонуса, священную картину, я танцую и пою вместе с каждой из кукол, пока охотники проходят лесочек. Но вот, они ступают на сцену, и грандиозное последнее представление Либитины открывается их глазам.
Всего два десятка самых старых, беспамятных и холодных кукол оставлены в подземных тоннелях защищать мое логово. Остальные веселятся на огромной поляне. Я раздула искорки их собственной памяти, эмоций, идей, желаний и, незримая, плаваю, раскинув руки, на волнах их собственного счастливого смеха. Сегодня у мертвых праздник: я подарила им один живой вздох, один удар живого сердца, исполнив по заветному желанию у каждого.
Здесь встречаются разлученные влюбленные, потерянные дети находят родителей, мирятся враги, воссоединяются дружеские союзы и семьи. Здесь звон в ушах стоит от сотен одновременно произносимых важных слов, которые не были сказаны при жизни. Здесь находят выход все, даже самые темные страсти: и запретная любовь, и жажда убивать. Снова и снова трепещет жало мести, вонзаясь во врагов. Рекой льются кровь и вино. А под мелодию непризнанного сочинителя танцуют первый бальный танец десятки юношей и девушек, таких, как моя Антея, не успевших вдоволь потанцевать при жизни.
Охотники, за пять лет решившие, что привыкли ко всем сюрпризам Либитины, ошеломленно озирают этот праздник мертвых. Губы некоторых шевелятся: они читают защитную молитву. Но их глава по-прежнему решителен. Без толики эмоций он всматривается в лица кукол, ищет меж ними меня. Один милосердный потомок Гесси печален, он понял смысл представления. Перед ними течет жизнь Терратиморэ, какой она была бы без вампиров. Ведь абсолютно все актеры моего театра умерли от клыков carere morte, и круглые ранки на их шеях, запястьях, груди нарочно подчеркнуты гримом. Я тщательно, с любовью восстановила и воспроизвела украденные Бездной ненависти кусочки многоликой Жизни.
— Либитина где-то среди них, — шепчет одна охотница. — Я чувствую.
Ее ощущениям можно доверять. Благородная дама, принадлежащая к высшему свету Короны, выросшая в вампирской Карде, она чутка к воплощениям Бездны ненависти. Многие соглашаются с ней, кивает и глава. Ее догадка близка к истине. Незримая, я сопровождаю каждую куклу Бала мертвых, я — их дыхание и сердцебиение, моя все еще немертвая душа сияет из их глаз.
— Центр может быть там, — главный охотник взглядом указывает на группу кукол почти в середине поляны. Там танцует темноволосая девушка в бледно-желтом платье, ее счастливое лицо как путеводный маячок. Она — безусловная королева бала, все остальные ведут танец вокруг нее, наброска моей Антеи.
— Так явно? — усомняется помощница главы. — В центре поляны?
— А почему бы нет, Дара? Это же Либитина, ее загадки могут быть и сложнейшими и самыми простыми.
— Да, эта композиция — явный смысловой центр для Либитины, — соглашается другая охотница.
— Очень точно, Солен! Или центр, или же… Либитина еще не показала нам своего лица.
Едва он договаривает это, как на краю поляны вспыхивает новый костер. Вокруг него, раздевшись донага и распустив волосы, исступленно пляшут ведьмы, сбросившие маски благовоспитанных дам. И среди них старуха в лохмотьях с длинными седыми косами. Огромный нос крючком, худые, в шрамах, будто зверьем покусанные руки. Она хрома и горбата. У нее желтые кошачьи глаза. Она говорит ведьмам что-то на языке зверей и в заключении заливается надтреснутым старческим смехом, в котором звучит мудрость и сила самой жизни.
![Ирина Лукьянец - Академия Межмирья - Стать Ведьмой [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
