Лев Жаков - Чудес не бывает
…это еще одно доказательство возможности диалога человека и мира на равных, когда человеку удается заставить мир реагировать по-человечески… признание мира себя человеком…
…порабощение неведомого и чуждого нам, загнание его под человеческую личину…
Чудо - это улыбка мира… От улыбки хмурый день светлей… Поделись улыбкою своей… Чудо не может быть Неизвестным, наоборот, чудо - это человеческое, когда Неизвестное вдруг становится дружелюбным, в ответ на твою улыбку оно тоже улыбается, и ты получаешь возможность подружиться с этим миром, полным опасностей и нежелающим до того тебя знать… Чудо - это детская и наивная вера в то, что если улыбнуться миру пошире, то он улыбнется тебе в ответ… Взрослые уже знают, что мир можно только заставить, и их чудо - это наука. И ведь действует! Но интересно, что и у них остается вера в чудо - в то, что мир сам, добровольно улыбнется им и протянет руку дружбы, и не надо будет уже чувствовать себя победителем и завоевателем. Наука - это когда мир объявляется чуждым, и человеческими силами оказывается возможным сдерживать его агрессию, его чуждость удается использовать с пользой для общества…
Не неизвестное, а невозможное!
Ведь чудо - это человеческое. Чудо - это улыбка мира. Но чудес…
…не бывает?…
…а так хочется!
Глава девятая
Чудо
В этот день я принес из леса охапку сосновых веток. Они упоительно пахли подтаявшей хвоей и кружили голову. Подморозило. Солнце уходило, и его румянец жег глаза. Вглядываясь в пастельные тона заката, я шагал, глупо улыбаясь, и был безнадежно счастлив. Солнечная последняя улыбка напоминала Рыженькую, призывала радоваться, предвещала новые жизни.
Распахнув дверь, я отшатнулся. В меня ударила волна ненависти. Что за черт? Преодолевая сопротивление, я вошел в дом. Не снимая плаща, заглянул в комнату.
Спиной ко мне Винес что-то сосредоточенно делал за столом. Судя по движению его локтей, резал.
–Воняет гадостно, - сказал я резко, шагнув в комнату. - Что происходит?
Брат дернулся, обернувшись, и я увидел в его руках упругое тело кобры, с которой он как раз снимал шкуру.
–А, Юхас, заходи, - сквозь зубы предложил он мне.
–Благодарю, - ответствовал я со всей свойственной мне ядовитостью.
–Не ехидничай, - брат вернулся к омерзительному занятию. Хорошо, что хоть заметил. А то бы я оказался на правах гостя в собственном доме!
Концентрация отрицательных эмоций подавляла. Становилось душно.
–Душновато, - словно читая мои мысли, заметил он. - Хочешь?
Он выдавил из пасти зверюги в стаканчик с малым количеством жидкости - я издали чуял, что это крепкий алкоголь, - яд и предложил мне. Меня перекосило от отвращения.
–Зря, - усмехнулся он, - увеличивает потенцию. - И залпом выпил.
–Ты уверен в своих действиях? - поинтересовался я. Я не был уверен, что смогу его откачать.
Он, похоже, знал, что делал.
–Я ущучу этого гада, - сказал он яростно, единым движением сдирая с кобры шкуру и откидывая ее в сторону.
Схватил со стола свой кинжал с острейшим лезвием и быстро нашинковал мертвое, но все еще пугающее змеиное тело. Скинув неопрятное месиво, получившееся в результате, в мою фарфоровую мисочку для зелий, залил его малым количеством спирта и поджег.
Я вдруг ощутил, что все эти его действия - завершающие приготовления к огромному колдовству, такому, которого еще не видел этот городишка, забытый бы всеми, если бы не близость Школы. Я чувствовал его, оно было уже здесь, я видел сгущающиеся над нашими головами тучи, черные колдовские тучи, тяжелые, как само небо, вдавившее Геракла по колено в землю… Набухая змеящимися молниями, тучи медленно накрывали нас. Нет!
Я краем сознания уловил беспокойство в Замке, там заметили странное. Странное?! Да за всю историю существования этого городка подле стен Школы не собиралось здесь столько злобной силы, столько ненависти и столько мощи!
Тучи стонали, распираемые бурей, как роженицы. Еще немного - и они закричат, выпуская страшных детей, разрушающую стихию, разрывающую живую плоть!…
–Винес, нет! - попытался крикнуть я. Я все видел, но не мог его остановить. Его защита вокруг нашего домика, хоть и простая, из учебника для третьего курса, выполнена была безупречно. Он готовил ее почти месяц!
–Я готовил ее почти месяц! - крикнул мне он, но я не слышал, я болезненно ощущал каждое слово, слетавшее с его сухих губ, собственной кожей. Духота становилась невыносимой.
–Это ловушка! - кричал Винес в упоении собственной силы, собственного замысла, жажды битвы, буревестник гордый реет… он меня не слышал! - Я все рассчитал! Он охотится на меня, я это понял! Он придет сюда! Я его убью!
Я вскочил.
Тики был здесь! Сидел на чердаке и… готовился к удару. Внезапному, смертельному, всей силой ненависти несбывшейся любви, я чувствовал его заклинания на кончиках своих пальцев! Час пробил, отец и сын в схватке за… что?! Нечем дышать!
Хватаясь рукой за грудь, дыша лихорадочно и тяжело, я пытался сообразить, понять, ощутить возможный исход, варианты схватки, я должен им помешать, но как, о Мирэне, великий Мирэне, помоги нам и защити нас!…
Резко и густо чернело в комнате, только между пальцев Винеса пробегали синеватые искры и змейки. Грудь раздирала жажда воздуха. Нечем дышать!
Удар! Еще удар!
Дом вздрогнул до основания, и задрожала земля, и ходуном заходил мир, пронизанный слепящими молниями. "Срочно, сей же миг сделай!" - взорвался перед глазами огненный шар. Винес напирал, и Тики, мальчишка, ученик, пусть лучший, пусть мой, пусть родная кровь, пусть, все пусть, лишь бы не убить! - дрогнул. Не сдавался, нет, но я понял, что нет в нем настоящего умения защиты, моего, эмирова, случайная игра природы… крик, леденящий душу, детский крик…
Я сделал единственное, что мог, сквозь густые волны ненависти, вяжущей сети из смертоносных жал молний, встал между ними, все, что было, все защиты, весь страх перед миром, перед людьми, перед жизнью - все свое поставил между ними!
Крики… свист жалящих и обжигающих огненных плетей… взрыв боли, в чем-то привычной, как вспышка света… ЕЕ лицо. ЕЕ голос.
–Здравствуй, милый, - сказала ОНА.
Я не мог ее видеть. Но я каждым нервом чувствовал нежную девичью кожу одной половины зловещего лика и холод костей другой. Тугой бархат савана. Тончайшее, острейшее лезвие за плечом, падали, перерезанные им, солнечные лучи - в иных мирах, иных вселенных.
Меня не покидало ощущение, что рядом есть кто-то еще. Мелькало что-то с краю зрения или мне казалось, но я дергался поминутно, пытаясь оглянуться.
