Андрей Белянин - Багдадский вор
Восхищённый гул пронёсся над площадью, и Селим ибн Гарун аль-Рашид с каменным лицом опустился на трон.
– Правоверные мусульмане! Вы сами видите закостенелое упрямство этого седобородого безумца. Наш добросердечный эмир сам предлагал ему прощение, – но он отверг его милости. Пусть же ятаган палача станет последним укором тому, кто выпустил на наши улицы бесстыжего шайтана, именуемого Багдадским вором! Пусть…
– Довольно! – Густой, благородный бас прервал суетливую речь казия. В первых рядах царедворцев встала могучая фигура девушки в чадре и подвенечном платье. Она подошла к палачу, еле слышно бросив ему пару слов сквозь зубы. Мужчина ахнул, отбросил ятаган и поспешно ретировался, прикрывая обеими руками то, что так старательно прячут футболисты во время штрафных ударов. А девушка, не обращая внимания ни на кого, легко подняла старого Хайяма, ласково прижимая к своей необъятной груди. Стоптанные пятки несчастного бултыхались в воздухе…
– Что происходит? – искренне удивился правитель.
– Багдадский вор – Лев Оболенский не умер! – громогласно оповестила «невеста из Самарканда», поставив старика на место. – Он жив! Отпустите дедушку, и я покажу вам Багдадского вора.
Селим ибн Гарун аль-Рашид сделал нервный жест левой рукой, что было оценено как согласие на сделку. В ту же минуту к его ногам полетела чадра, фальшивые косы, красное платье и пышные шаровары. По эффекту разорвавшейся бомбы этот стриптиз превзошёл все «укусы пчелы», вместе взятые.
– Будем знакомы, я – Лев Оболенский!
Глава 80
Смех – это не оружие.
Это – обезоруживание.
Практика пацифистов.После утреннего обхода главврач чуть не уволил двух молоденьких медсестер. Причина увольнения – надругательство над пребывающим в состоянии комы больным! Согласитесь, это что-то… Нет, в наше противоречивое время младший медицинский персонал мог быть уволен за взятки (хотя вряд ли…), за невнимание, за преступную халатность, за… да за что угодно, но не за это! Главврач больницы, а с ним еще четверо специалистов застукали девушек за абсолютно непотребным занятием – они наносили макияж на лицо беззащитного пациента. Вообще, подобное деяние даже трудно с ходу классифицировать… Издевательство, глупая шутка, подготовка к будущей практике в морге? Доподлинно никому не известно… Обе девицы, рыдая на весь этаж, клялись Гиппократом, что они ничего такого не делали. Совсем наоборот, пытались ватками и носовыми платочками стереть с больного непонятно откуда появившуюся косметику. Это не они, а кто-то другой подвёл пациенту глазки, накрасил реснички, нарумянил щёки и жутко извозил помадой губы. Естественно, им никто не поверил… Макияж был нанесён абсолютно профессионально и явно женской рукой. Кое-как главврач сдержал праведный гнев и дал медсестричкам испытательный срок…
Ай, какое яркое солнце горело в тот день над притихшим городом… Какое синее небо раскинулось сияющим шатром так высоко, что даже верхушки минаретов не доставали его, как ни тянулись… И какой человек блистал на самой известной сцене Багдада – грубом помосте, куда мог ступить каждый, но оттуда ещё никто не уходил своими ногами…
– Ну, всё… всё, дедуль… не надо. – На Льве оставались лишь белые нижние шароварчики, чуть ниже колен, да пара ниток недорогих бус.
Старый Хайям припал к его груди, и наш герой продолжил неуклюжие утешения:
– Живой я, живой! Что со мной сделается… Ты-то как здесь оказался? За каким шайтаном тебя понесло в Багдад… сидел бы себе в санатории, в шашки с Бабудай-Агой резался. А, саксаул?
– Аксакал! Глупый мальчишка! Никуда я не ездил… – тихо признался Хайям. – Так и сидел в пустыне. Джинн приносил вести о тебе, одну чудеснее другой… Потом ты пропал… я пошёл в город…
– Вот это зря! Я ж не младенец на прогулке, извилинами шевелить умею, не потерялся бы… Кстати, а где наш чёрный друг? Я ему пиво обещал.
– Они… отобрали кувшин.
– Кто, стражники? – Лев обернулся и грозно поманил пальцем господина Шехмета. – Да, да, вас, почтеннейший! Это что же получается? Подчинённые вам блюстители порядка задержали и обобрали прямо посреди улицы пожилого, уважаемого человека. Где дедушкин кувшин, а?!
Шехмет сначала немного опешил, потом подошёл поближе к Оболенскому, присмотрелся повнимательнее и, выхватив кинжал, тонко завопил:
– Стража-а! Взять его! Он тот самый Багдадский вор!
Придворные засуетились, двое рослых телохранителей мгновенно прикрыли правителя, а народ на площади прямо-таки взвыл от восторга! Вот стража никуда не набежала… Зачем бегать? Преступник и так стоит почти голый, без всякого оружия перед судом великого эмира, в окружении десятков нукеров и всадников с ятаганами. А самое главное, что при таком скоплении народа это было совсем небезопасно. Оболенский меж тем, не говоря дурного слова, усадил старого поэта на своё место и беззастенчиво обратился к эмиру:
– Дорогой наш Селим ибн Гарун аль-Рашид, давай сначала ты меня выслушаешь, а потом начнёшь домогаться с претензиями. Раз уж я здесь, перед всем народом, нигде не прячусь и ни от чего не отпираюсь, гак начнём показательный судебный процесс над Багдадским вором прямо тут! Граждане багдадцы, возражений нет?
– Только не уходи! Останься, ради аллаха!
Под давлением выкриков из толпы великий эмир сдержанно кивнул. Он ведь был поборником истины и верным слугой Закона, а значит, никак не мог отказать даже самому закоренелому преступнику в справедливом суде.
– Итак, во-первых, торжественно и официально заявляю: всё, что было здесь высказано в качестве обвинений моему уважаемому дедушке, – ложь и брехня! Если судить о личности поэта по его стихам, то Пушкин с няней гасил кружками, по-чёрному! Блок ломал коням тяжёлые крестцы, Есенин сосал глазами синь, Маяковский сверлил флейты из позвоночников, а Хлебников вообще пинь-пинь-пинькал зинзивером! Есть ещё Вознесенский, но он такое писал, мне повторить неудобно… Любому филологу ясно, что дедуля писал образно, на философско-отвлечённые темы, без обязательной проекции на себя лично. Кто готов выступить декадентствующим оппонентом, прошу сюда вместе с контраргументами!
На до-о-о-лгую минуту повисла гробовая тишина. По-моему, Ходжа Насреддин был одним-единственным человеком, который хоть что-то понял. Ну, по крайней мере, уловил общую суть…
– Возражений всё ещё нет? Отлично. Селим Гарунович ибн Рашидович, если ты тоже не против, то мой дед полностью оправдан! Молчишь? Хорошо, в большинстве культурных стран – это общепринятый знак согласия. Теперь переходим к главному. Какие у тебя претензии лично ко мне?
