Глеб Дойников - Варяг
Следующие пару минут веселящийся в душе Балк снимал с краснеющего поручика тонкую и завивающуюся на солнце стружку. Естественно, что следующим утром счастливый Ржевский был среди той полусотни, как он считал, счастливчиков, что на корме «Варяга» провожали взглядами быстро удаляющийся порт Владивостока. Балк мог позволить себе немного посмеяться над подчиненными, но никогда не обижал их без крайней необходимости.
* * *Сангарским проливом крейсер прошел ночью полным ходом. Руднев памятью Карпышева помнил, что всю войну японские маяки работали как обычно, поэтому навигационного риска почти не было. Да и вероятность встречи с боевым кораблем, который мог бы противостоять «Варягу», была невелика. Отойдя к рассвету на тридцать-сорок миль от японских берегов, крейсер уже экономическим ходом продолжил движение на юго-восток, а потом на юг. На пути через Тихий океан «Варяг» старательно и вежливо обходил стороной все попадающиеся на его пути транспорты. Команда и офицеры крейсера начали слегка ворчать уже после второго спешного бегства за горизонт от небольшого транспорта в полторы тысячи тонн водоизмещением. Чего греха таить — соскучившиеся за два месяца ремонта моряки мечтали еще раз попотрошить транспортники, перевозящие так много интересного, полезного и дорогого. Дух пиратства все еще продолжал витать над мачтами "Варяга".
Однако новоиспеченный командир крейсера, который в бытность старшим офицером постоянно доставал Руднева критикой любых его идей и предложений, на этот раз безоговорочно его поддержал. Он популярно и доходчиво объяснил офицерам, что глупо было бы засветиться на досмотре нейтрального транспорта с невоенным грузом, и сорвать операцию, от успеха которой зависит весь ход войны. И попросил "товарищей офицеров" донести эту мысль до всех членов команды.
Вообще, на бывшего старшего офицера «Варяга» нежданное-негаданное повышение и обретение столь давно желанного командирства подействовало неожиданно положительно. Раньше он исподтишка шпынял Руднева по любому поводу и встречал в штыки любую его идею, независимо от ее разумности и полезности. Но получив от того на блюдечке заветное командование кораблем, которым он де-факто и так командовал последние пару месяцев, он, неожиданно для всех, стал самым горячим проводником его идей во всем Владивостоке.
Сейчас на мостике несущегося на семнадцати узлах сквозь ночь крейсера Руднев и свеженький капитан первого ранга обсуждали предстоящую задачу.
— Наша задача — догнать уже ушедший поезд. Причем пешком. Строго говоря, войска по этой дамбе уже в основном перевезли и высадке их в Манчжурии мы помешать своей диверсией никак не сможем. Но солдат надо кормить, одевать, и главное — вооружать. А вот если нашему земноводному отряду под командованием товарища Балка удастся хоть один мост на этой дамбе снести, то половину грузов для армии придется или тащить через горы вручную, или везти вокруг Японии морем. А там наши вооруженные пароходы, мы, в конце концов. Да и просто тоннаж у японцев не бесконечный. Так что у нас с вами классический случай "лучше поздно, чем никогда".
Не слишком торопясь, словно крадучись, корабль в первой половине ночи без приключений подтянулся к лагуне Хамано (как выяснилось позже, в это время весь Объединенный флот в Желтом море охранял транспорты с войсками, направляющиеся к месту высадки). Для наблюдения за дамбой с целью определения состава сил её охраны был послан минный катер под командованием Балка. Лейтенант и самые глазастые сигнальщики крейсера во все глаза смотрели — не закурит ли кто на берегу, не осветит ли ночной поезд будки охраны, казармы или, не приведи Господи, береговую батарею. Были выявлены только обычные караулки на три-пять человек. Оно и понятно — казармам (если они вообще есть) куда комфортней в нескольких километрах от моста на берегу, чем на узкой, продуваемой всеми ветрами дамбе. Перед рассветом катер вернулся к «Варягу» и изрядно продрогший на ночном ветру Василий кратко обрисовал ситуацию Рудневу.
На палубе крейсера тем временем началось лихорадочное шевеление. Боцманская команда готовила к спуску еще один катер, там же, сталкиваясь и вполголоса матерясь, сновали пехотинцы из десантной группы. Периодически то по одному, то по другому борту раздавался голос Балка, дающего последние наставления перед возможным боем. Все ящики со взрывчаткой и прочим, по ворчливому выражению минного офицера, "сухопутным барахлом" были подняты из минного погреба. Два из них были вскрыты — теперь хранившиеся в них пулемёты монтировались на катерах крейсера, остальные ящики укладывались на дно катеров. Состав взрывчатки был довольно пестрым — Балк ограбил склады железнодорожного ведомства, но хранившегося на них динамита было недостаточно. Поэтому второй катер сейчас загружали ящиками с флотским влажным пироксилином.
20-го апреля по местному календарю, в семь часов местного времени — когда солнце светило вдоль дамбы — дежурные на мосту заметили направляющийся ко входу в лагуну со стороны океана военный корабль. Солнце, блики на воде, наблюдение корабя с носовых ракурсов — всё это мешало опознанию. Впрочем, никто особенно и не старался — откуда в охране моста профессиональные военные моряки? Достаточно было того, что корабль несет положенные японцу флаги. Но в залив корабль почему-то входить не стал — вместо этого из-за его борта показались пару катеров. Выбежавшие поглазеть на "визит морского начальства" караульные были неприятно удивлены событиями, последовавшими за этим. Подняв русский военно-морской флаг, корабль начал носовой половиной орудий обстреливать восточный въезд на мост, а кормовыми — западный. С дистанции меньше мили караулки были сметены с нескольких выстрелов. Потерь при этом не было, все успели выбежать поглазеть на нежданного гостя, но вот большая часть оружия и патронов остались где-то там, в мешанине воронок и досок…
А потом нерадивых караульщиков ожидали пулемёты с катеров. Хоть пулемётчики тоже никого не убили (не из врожденной гуманности, а по неумению вести прицельный огонь с раскачивающегося катера), но поднять голову выжившим караульным они не давали вполне успешно. Об ответной стрельбе и речи быть не могло, тем более, что на пять выживших приходилась всего одна винтовка. С восточного катера стали вываливать за борт под основание одного из быков моста какие-то ящики, попутно выполняя какие-то манипуляции. Японских свидетелей этого процесса было мало и никто из них не обладал достаточной квалификацией для осознания сути происходящего, но предчуствия у них были самые недобрые. Затем катер направился к своему товарищу у одного из быков со стороны западного въезда на мост. Грянул взрыв, крайний бык с восточной сороны большого моста окутался облаком дыма и бетонной пыли, ферма неизящно плюхнулась в воду, породив миниатюрное цунами. С одного из катеров кто-то полетел в воду, а часовые с западного конца бывшего моста открыли наконец огонь из единственной уцелевшей «Арисаки». Одна из пяти выпущенных пуль даже отколола щепку с борта катера, но на этом способность к сопротивлению охраны была исчерпана — подсумки с патронами также остались в караулках. В ответ снова ударил пулемет катера, и остатки караула, укрываясь от огня за насыпью, быстро отступили.
