Игорь Чужин - Уйти чтобы не вернуться (СИ)
Пока Еремей с братом организовывали всеобщее народное возмущение и готовили выборы новой администрации, я с полусотней стрельцов мотался по всему городу, проводя силовую зачистку. Правда основная верхушка заговорщиков успела удрать из Новгорода и в городе осталась только мелкая сошка, но заговор требовалось выкорчевывать вместе с корнями! В опустевшей усадьбе боярина Судакова мы случайно захватили вернувшегося за спрятанной заначкой сына боярского ключника, который с перепуга сообщил мне, что в загородной усадьбе Борецких, заговорщики держат в тайном узилище захваченного в плен архиепископа Иону.
Я не поверил в заявление перепуганного до смерти холопа, но проверить сведения следовало незамедлительно, поэтому я сразу отдал команду – 'по коням!'
В загородной усадьбе Борецких нас явно не ожидали, поэтому мы застали заговорщиков фактически со спущенными штанами. Марфа Борецкая и ее сыновья и дочь уже сидели в карете, на которой собирались спасаться бегством. А дворня грузила на возы боярские пожитки. После первых же выстрелов в воздух охрана и дворня Борецких разбежались как тараканы по щелям, и мы стали полными хозяевами положения.
Захваченная в плен дворня божилась, что ничего не знает о судьбе архиепископа Ионы, и мы уже совсем собрались после безуспешного обыска усадьбы возвращаться в Новгород, как одному из моих стрельцов подбежала маленькая девчушка и прошептала ему на ухо, что в конюшне под слоем навоза есть замаскированный спуск в подвал.
Я отдал приказ боярским холопам расчистить кучу навоза в углу конюшни, где действительно оказался люк в подземелье. Уже через полчаса 'стрельцы' вынесли из подземелья связанного по рукам и ногам архиепископа Иону, после чего мне с огромным трудом удалось предотвратить расправу над семейством Борецких. Правда, попинали бояр мои бойцы знатно, но до смертоубийства дело не дошло. Перевозить в Новгород по разбитой дороге находящегося в бессознательном состоянии архиепископа было нельзя, поэтому мы заночевали в усадьбе Борецких.
Если стрельцы, выставив караулы, отправились отдыхать, то мне пришлось всю ночь просидеть рядом с постелью архиепископа. Опасных повреждений на теле Владыки я не обнаружил, если не считать нескольких синяков и следов от веревок на руках и ногах. Скорее всего, пленника не били и просто слегка помяли при захвате, а затем долго держали связанным. Однако Иона человек пожилой и пережитый им стресс, а также длительная голодовка серьезно подорвали его здоровье.
Утром Владыка пришел в себя, и я напоил его куриным бульоном, после чего Иона снова заснул. Около полудня архиепископ снова проснулся, и мне удалось с ним побеседовать о произошедших событиях со дня его отъезда в Псков. Архиепископ рассказал, что из города его выманили заговорщики, прислав гонца депешей о волнениях среди духовенства в Пскове, которое якобы собралось провозгласить унию с папистами. Из послания было понятно, что терять времени было нельзя и Иона без предварительной проверки, сломя голову поскакал в Псков. Сначала архиепископ собирался взять для охраны два десятка моих стрельцов, но посыльные вернулись из 'Томиного подворья' с известием, что 'Стрелецкая сотня' ушла из Новгорода на учения и вернется только на следующий день. Ионе ничего не оставалось, как взять в сопровождение полусотню дружинников боярина Андрея Борецкого, который 'абсолютно случайно' оказался на 'Владычном дворе'. В общем, заговорщики разыграли хитрую партию, в результате которой архиепископ уехал из Новгорода под охраной их людей.
Кортеж архиепископа проследовал с помпой в сторону Пскова, а Иону уже в ближайшем лесу связали и тайно перевезли в усадьбу Борецких, где его сразу посадили в подвал. Больше ничего о произошедшем Иона поведать не мог, так как его никто даже не допрашивал и только пару раз в подвал спускался Андрей Борецкий, чтобы убедиться в том, что архиепископ еще жив. Я справился у архиепископа о его самочувствии, чтобы выяснить возможность нашего переезда в Новгород, но Иона приказал мне оставаться в усадьбе Борецких и расспросить хозяев с пристрастием. Меня приказ архиепископа не обрадовал, потому что стрелять холопов и вытрясать душу из родовитых бояр далеко ни одно и то же, так можно и на кровную месть нарваться, поэтому я спросил Иону:
– Владыка, может быть, будет лучше, если допросят заговорщиков на 'Владычном дворе' ваши люди? Там есть умельцы, которые куда лучше меня развязывают языки. Вдруг кто из Бобрецких помрет на дознании, я воин и могу перестараться.
– Александр, на 'Владычном дворе' смутьяны свили себе гнездо змеиное. Нет у меня веры, что удастся дознаться, кто за этим заговором стоит! Борецкие знают всю подноготную, поэтому их могут убить еще до допроса, а мне нужно знать, кто меня предал! Хоть шкуру живьем сдирай с этой семейки, но я должен знать подсылов поименно! – зло ответил Иона.
Спорить с архиепископом себе дороже, поэтому я приказал привести на допрос Борецких и выставить усиленные караулы вокруг кузницы, где я намеревался проводить дознание.
Особо зверствовать я не собирался, поэтому и выбрал для допроса кузницу. Сейчас главное было психологически задавить допрашиваемых, а раскаленное в горне железо и кузнечные инструменты выглядели весьма впечатляюще. Чтобы просто получить от человека необходимые сведения, достаточно пары щепок и обычного куска веревки, но после такого допроса клиент гарантированно становился инвалидом, которого лучше прирезать, чем оставлять в живых.
Тактика допроса была простой как три копейки и была рассчитана на испуг. Первым в кузницу стрельцы притащили Андрея Борецкого, которого я приказал раздеть догола и высечь кнутом, но без фанатизма. Пока Андрея секли мои люди, остальная семейка сидела связанная в кладовке за стеной и слушала дикие вопли истязаемого родственника под моим наблюдением.
Андрей на поверку оказался слабаком, хотя во время ареста гнул пальцы похлеще вора в законе из моего времени, но после первых ударов кнутом завизжал, словно свинья под ножом. Я даже сам испугался, что Павел Сирота перестарается и выскочил из кладовки в кузницу. Однако визг старшего Борецкого явно не соответствовал нанесенному ущербу, поэтому я приказал Сироте продолжать в том же духе и вернулся в кладовку.
Неизвестность порой намного страшнее событий, которых человек боится, поэтому вопли Андрея нагнали ужаса на арестованных. Марфа Борецкая сломалась минут через десять и, извиваясь как змея, подползла к моим ногам. Я вынул у нее изо рта кляп и холодно спросил:
– Что уважаемая боярыня вы желаете мне сообщить?
– Не убивай моего сына боярин, не знает он ничего толком! Я все расскажу, всех отдам на расправу, только не трогай детей! – заявила злобно зыркая глазами Марфа.
