Анна Гурова - Малышка и Карлссон
– Ты этого хочешь? – Голос Селгарина дрогнул. – Чтобы – как она…
– Мне это безразлично, – отрезал беловолосый.
– Тогда – зачем?
– Зачем? – беловолосый покровительственно коснулся щеки Селгарина. – Ты еще молод, иначе не задавал бы глупых вопросов!
– Но я люблю тебя! – воскликнул Селгарин. – Я готов ради тебя отказаться от половины себя! Как она!
– А с чего ты взял, что она отказалась добровольно?
…Катя вдруг обнаружила, что озера больше нет. Жуткого леса – тоже. Она лежит на кровати, и тело у нее легкое, как воздушный шар. А беловолосый сидит рядом, в руке его – меч, и он, прищурившись, смотрит вдоль лезвия, словно хочет проверить прямизну клинка. А там, куда направлено острие, метрах в трех, стоит Селгарин, как всегда элегантный, в белой рубашке с короткими рукавами и таких же белоснежных брюках.
– Не мужественность, – негромко произнес беловолосый. – Она пожертвовала ради меня тем, что дороже всего.
– Чем же? – желчно, с обидой спросил Селгарин.
– Жизнью.
– Это счастье – пожертвовать жизнью ради любимого!
Беловолосый опустил меч.
– Дороже жизни ничего нет, – сказал он.
– Не для меня!
– Ты еще молод. – Беловолосый положил меч на ковер. – Со временем ты поймешь. А сейчас уходи. Твой подарок вот-вот проснется…
«Это обо мне, – подумала Катя. – Это я – подарок».
И действительно проснулась.
* * *В замке что-то щелкнуло, Дима потянул дверь на себя, но она не открылась.
Вот черт! Кажется, запас их удачи иссяк. А ведь всё шло так гладко. Внутрь проникли просто-таки по-детски. Забрались по строительным «лесам» во внутреннем дворике, отыскали незапертое окно. Потом минут десять бродили по сумрачным и жутковатым музейным залам, пока не услышали в отдалении вопли «радеющих» Детей Ши. По ним и сориентировались. Спуск в подвал никто не охранял. Дверь – тоже. И вот теперь – облом.
– Что ты копаешься? – воскликнула Лейка.
– Уймись, – отмахнулся Дима.
Может, он цифры перепутал, местами поменял? Попробовать другую комбинацию?
Из-за двери тянуло горелым.
«Бедный Карлссон! – подумал Дима, нажимая еще раз (на всякий случай) на те же сенсоры. – Может он – уже…»
В замке снова щелкнуло, и дверь открылась.
Внутри было еще жарче, чем раньше. Горелка ревела. Дно клетки было уже не темно-багровым, а малиновым… Но Карлссон по-прежнему висел на прутьях. И был жив, поскольку дышал.
– Карлссон! – Лейка бросилась к клетке. Дима еле успел ее перехватить.
– Не трогай – обожжешься!
– Но он…
– Он – не ты!
Карлссон разлепил глаза. Не глаза – щелочки. Лицо его распухло, нет, раздулось и стало похожим… Дима отвернулся. Смотреть на Карлссона было страшно.
– Уб-бери ог-гонь… – просипел Карлссон.
Дима наклонился к горелке… и отшатнулся. От раскаленной клетки несло жаром, как из печки. Горелка наверняка тоже раскалилась… Дима оглянулся в поисках рукавиц или какой-нибудь тряпки…
– Ну я и дурак… – пробормотал он. – Вот же баллон!
Поворот крана, и пламя погасло. Теперь надо охладить… Ага, шланг, и прямо на кран надет.
Дима крутанул вентиль, резиновая змея завертелась, выплюнув струю. Дима ухватил шланг и направил струю на дно клетки. Клуб раскаленного пара с яростным шипением взлетел вверх, задев Карлссона. Карлссон взревел…
Дима мгновенно перебросил струю на него. Через несколько секунд подвал из сауны превратился в парную, но вода, стекавшая на дно клетки, кипеть перестала.
Карлссон соскользнул по прутьям и упал на пол клетки.
– Лей… – прохрипел он. – На меня лей.
Ужасная раздутая маска постепенно превращалась в лицо, дыхание Карлссона перестало напоминать свист отпущенного пневматического тормоза. Через пару минут он сказал: «Довольно!» – и встал. Лейка подошла к клетке.
– Ну, ты как?
– Лучше, – Карлссон соскреб с ладони шмат черной, как уголь, плоти.
Лейка поспешно перевела взгляд с руки на лицо, которое уже выглядело почти нормально.
– Дима, – позвал Карлссон. – Иди сюда… Что с Малышкой?
– Час назад… нет, уже час сорок, она была здесь… Ритуал Обновления… Это вам что-нибудь говорит?
– Да, – мрачно заявил Карлссон. – Мы уже опоздали…
– Как это? – растерянно проговорил Дима.
– Чтобы опустошить Источник, сиду нужно вдвое меньше времени. Если только…
– Что?
– Если только он не намерен выпить ее до дна.
– Я не понимаю…
– Что тут непонятного? Сид бессмертен. Но чтобы оставаться живым, он пьет жизнь. Вашу жизнь! – рявкнул Карлссон. – Мы теряем время, человечек…
– Меня зовут – Дима!
– Дима! Давай думай, как меня отсюда вытащить. Мне эти прутья не порвать… Тем более такими руками… Гнусный сид! Даже кости прожгло! Не стой, как кромлех! Действуй!
Дима потрогал прут. Не хило. Сантиметра четыре в диаметре… Может, сваркой? Дима посмотрел на горелку… Нет, тут уметь надо. Ага, вон какой-то стол с тисками…
Дима бросился к столу, начал выдвигать ящики… В одном обнаружил то, что требовалось. Ножовку по металлу и набор полотен.
– Я буду пилить, а ты рассказывай, – потребовал он.
– Что тебе рассказать, чел… Дима?
– О сидах. Что-то я не понял насчет бессмертия и жизни. Бессмертный – это тот, кто не умирает, так?
– Правильно, – Карлссон повысил голос, чтобы перекрыть визг ножовки.
– То есть это тот, кто живет вечно, да?
– А вот это неправильно. Не умирать и жить – это не одно и то же. Чтобы сид оставался живым, сохранял живое тело, он должен пить человеческую жизнь.
– Душу, что ли?
– Нет, не душу… Жизнь. Витал…
– Обязательно человеческую? Почему – не собаки или свиньи?
– Потому.
Некоторое время они молчали. Пила визжала, Карлссон разглядывал свои сожженные руки.
– Бедный мой… – проговорила Лейка. Тихо, но Карлссон услышал.
– Ничего, – сказал он. – Мне уже не больно. Скоро всё зарастет. Одно плохо: руки нужны мне сейчас. С такими руками мне не одолеть сида.
– Он не один, – напомнил Дима.
– Остальные не имеют значения, – качнул головой Карлссон. – Только этот.
– Слушай, а чем тебе так досаждают эти сиды, что ты за ними гоняешься? – спросил Дима.
– Не мне, – ответил Карлссон. – Вам. Человечкам. Нас они давно уже не трогают.
– Один есть! – Дима опустил ножовку, встряхнул руками.
– Давай я попилю, – предложила Лейка.
– Обойдусь, – Дима присел на корточки, готовясь сделать второй распил.
– Погоди, – Карлссон зацепился локтем за соседний прут, упер ногу в распиленный, напрягся… И прут начал медленно загибаться в сторону.
Но протиснуться в образовавшуюся щель Карлссон всё равно не смог, так что Диме пришлось распилить еще один прут.
