Ник Перумов - Разрешенное волшебство
Гордая и неуступчивая, она всё ещё боялась признаться себе, что высокий хмурый парень с мечом у пояса дорог ей куда больше, чем она сама думала. “Твердислав? — хвасталась она той же Фа-тиме. — А что он мне? Да я, если хочешь знать, только глазом моргну — и он за мной, как щенок за матерью побежит!”
Хвасталась. А вышло наоборот. Сама дунула за своим парнем, стоило тому принять на себя какой-то ещё Долг, помимо главного — любить её. “Так что же это, — в смятении думала она, — я, значит, ничем не лучше той же Фатимы или Файлинь? Я всегда твердила себе, что я не такая, что я иная, что, мол, да, мне хорошо с одним, но, если я захочу, мне так же будет хорошо и с другим. И что — ошибалась?”
Ошибаться Джейана не привыкла. Не привыкла и путаться в самой себе. Всё всегда было ясно и чётко — на этом и держался клан. А теперь — которую уж седьмицу они тащатся по лесам, уже одолев тьму смертельных опасностей и предчувствуя опасности куда большие впереди, и ничего не понятно ни в самой себе, ни в том, что творится вокруг.
Как-то вечером Джейана заикнулась о том, что они станут делать, когда вернутся.
Твердислав неожиданно сдвинул брови.
— Брось, Джей. — И от этого мерного, сухого голоса вдруг очень захотелось плакать. Никогда раньше он не говорил с ней так. Этот голос предназначался обычно для Старшего Десятка — перед каким-либо трудным делом. — Брось. У тебя, конечно же, будет дело — довести Лиззи до дому, если она жива, или принести весть, что наш родович упокоился навеки.
— А… а ты? — Джейана обмерла. Что он такое говорит?
— Долг Крови есть Долг Крови, — Твердислав пожал плечами. — Возвращаются далеко не все.
— Ты это мне брось, — страшным голосом зашептала Джейана, — ты это мне брось, слышишь?! На кого клан… — Она хотела сказать много правильных слов о клане, но вместо этого почему-то вырвалось совсем иное: — Как же я без тебя-то буду, а? Обо мне подумал?
Парень наклонил голову, щеки слека порозовели.
— Если с тобой что случится, — глаза Джейаны пылали, — так и знай, одна я тут не останусь. Не-ет, ни за что. На меч брошусь или просто сердце
себе остановлю, понял? К Великому Духу вместе пойдём… а то что ж это, как в постель — так со мной, а как умирать — так порознь? — она попыталась усмехнуться, но усмешка получилась уж слишком бледная, вымученная.
— Джей, ты что, ты что? — У Джейаны из глаз закапали слезы, словно у какой-нибудь плаксивой Фатимы.
Кажется, его всё-таки проняло. Джейана возликовала — наверное, это была её самая сильная радость.
— Джей, ты что? — передразнила она, размазывая слезы по щекам. — А вот и то! Про себя только думаешь, все вы, мальчишки, такие. Красиво умереть — и все! Я, мол, к Великому Духу героем да мучеником, а ты, Джейана, повой на могилке.
— Джей! — Твердислав бросился к ней, обнял, забормотал какую-то ласковую чепуху — она не разбирала слов. Внутри всё таяло от того, как он это говорил.
— Мы вернёмся в клан оба — или оба погибнем, — она взглянула Твердиславу в глаза. — Я пошла за тобой, хотя не верю, что мы кого-нибудь спасём. Просто…
“Просто не могла без тебя! Куда как просто!”
Куда, куда делась та, прежняя, надменная Джейана? Куда? И вернётся ли назад? Как-то очень до ужаса непривычно. Горячие признания — не в её духе. Все равно, что раздеться перед всем кланом (Учители наготу строго преследовали). Да, быть прежней — удобнее. Однако эвон как у Твердика глаза блестят! (Твердик! Надо ж прозвище такое измыслить! В отличие от всех прочих девушек, Джейана так и не придумала любимому ни одного ласкового имени, которое знали бы лишь они двое. Твердь, и всё тут — как звали вождя все его товарищи.)
Этой ночью они выгнали Бу из лагеря. И велели не возвращаться до рассвета.
Бу встревожился на следующий день, когда они не одолели и пяти поприщ. Увенчанный жутким когтем палец вытянулся, указывая на виднеющийся вдали холм. Густо поросший лесом, он почему-то завораживал, настойчиво притягивая взоры, хотя на первый взгляд ничего необычного в нём не было. Разве что листва погуще да позеленее, чем в иных местах, а так — холм как холм. Твердислав попытался добиться от Бу четкого ответа. “Там опасность?” — “Нет”. Джейана тоже посматривала на этот холм с изрядным подозрением. Чутье не могло подвести главную Ворожею клана — этот холм таил в себе какое-то волшебство; впрочем, отнюдь не зловредное и как будто даже и не страшное. Тем не менее очертя голову соваться в такие места по меньшей степени глупо.
— В обход пойдём? — спросила она Твердисла-ва. Парень отрицающе помотал головой.
— Ты глянь — это ж не холм, а целая гряда. Её обходить — сколько времени потеряем? Да и надоело мне от каждого куста шарахаться. Ведунам не кланялись, а теперь, гляди-ка, точно дети малые мечемся, собственной тени боимся. Идём напрямик, и будь, что будет.
В этом весь Твердислав. И поздно уже такого переделывать.
Тем не менее парень взял самострел на изготовку, а Джейана собирала силы, чтобы в любой миг ударить испепеляющей молнией, кто бы ни оказался против них.
Вдоль подножия холма длинной лентой протянулись заросли чёрнолиста — невысокого кустарника, очень редкого в далёких от моря местах и чрезвычайно ценимого ворожеями за многие целебные и магические свойства. Тут же его было видимо-невидимо.
— Стойте! Листьев хоть наберём! — Джейана ухватила Твердислава за плечо, не давая ему коснуться преградивших путь ветвей. — Не трогай! Черно-
лист обидится и всю силу свою спрячет. Его надо на вечерней зорьке брать, осторожно, с пониманием.
— Ты что?! — рассердился Твердислав. — Какая тебе тут зорька?! И так времени потеряно видимо-невидимо!
— Чернолист — от всех хворей, считай, помогает, — невозмутимо парировала Джейана. — Кто знает, может, им ещё и Лиззи спасать придется. А если даже и окажется, что Великий Дух её уже призвал в свои чертоги, так хоть клану от нашего похода польза будет. Ждем до вечера, я сказала!
Собирание чернолиста — дело тонкое, грубых мужских рук не терпящее. Джейана оставила Твер-дислава с Бу позади. Для того, чтобы растение отдало бы тебе свою силу, нужно наложить много заклятий. Нужно доказать капризному духу, хозяину волшебной поросли, что тебе всё-всё известно про весь их травяной род, заклятия включали в себя длинные списки и перечисления, классификации, как говорил Учитель. Нужно было не срывать листы, не касаться их пальцами, а срезать короткими, острыми взблесками молний, чтобы сразу прижечь ранки на стеблях и закрыть дорогу губительной гнили.
Между ладонями девушки то и дело вспыхивали голубые искры. Чёрные иззубренные листья один за другим ложились в специально подвязанный передник.
