Нет звёзд за терниями (СИ) - Бонс Олли

— Где мой лоскут, куда ты его дел? — набросилась Кори на Гундольфа, застёгивающего рубаху. — Это ты забрал, я знаю! Отдай!

— Тише, тише. Я и не подумал бы выбрасывать, но давай держать твой лоскут в другом месте, хорошо? — ответил Гундольф тоном, каким говорят с тяжёлыми больными. — В надёжном безопасном месте, и не нужно тебе глядеть на него каждый день...

— Верни мне его! Верни! — вскричала Кори.

Она бросилась на Гундольфа с кулаками. Он остановил, прижал к себе, но Кори не могла успокоиться. Он посмел отнять её вещь!

— Ладно, — вздохнул Гундольф над ухом. — Сейчас мы спустимся, и я его отдам. Давай-ка мы остынем...

— «Мы»? Сам остынь, а я в порядке! Отпусти меня!

Он разжал руки, и Кори заторопилась вниз по лестнице, плохонькой, скрипучей, но деревянной. Раньше хода на второй этаж не было, но Рафаэль привёз им доски из Раздолья. Сказал, прежде они тоже служили ступенями.

По меркам небольшого рыбацкого посёлка, где Кори с Гундольфом жили сейчас, их дом в два этажа, с деревянной лестницей считался почти роскошным.

— Где? Где он? — выкрикивала Кори, оглядывая все места, куда можно спрятать лоскут.

Первым делом обшарила печь, маленькую и чёрную, пачкаясь в золе. Заглянула в котелки, под таз на табурете, служивший умывальником.

— Что ж ты делаешь, — покачал головой Гундольф, спеша к ней. — Не стал бы я в печь совать. Давай-ка вымоем руки...

— Да не трогай же ты меня!

— Ты ведь не хочешь испачкать лоскут, а?

Кори нехотя согласилась. Протянула руку над тазом, дождалась терпеливо, пока Гундольф сольёт из кружки, отмоет сажу. Он тёр её ладонь целую вечность. Наконец, поднялся.

— Вот, держи, — подал тряпицу, свёрнутую в трубочку. Прятал, как оказалось, в щели над дверью.

Кори развернула лоскуток, заскорузлый, грубый. Четыре детских отпечатка зелёной краской — и пятна крови. Никогда она не согласится их состирать.

Кори погладила каждую зелёную ладошку, прижалась щекой. Упала на колени, и пришли слёзы.

— Так я и знал, — с досадой сказал Гундольф, опускаясь рядом. — Этим всегда и кончается. Иди сюда, ну.

Кори плакала, положив голову ему на плечо. От слёз не становилось легче.

— Можно было что-то сделать, — всхлипнула она. — Можно, чтобы иначе...

— Что уж теперь-то. Видишь, мы и посейчас не знаем, как ещё было выкрутиться. Да и думаешь, угомонилась бы твоя подружка, смогла бы мирно жить? Она уже очень давно выбрала не ту развилку на пути, оттуда не вернуться.

— Это я виновата. Предала её, бросила — столько раз предавала, что Леона стала такой. Она больше не могла верить миру, от людей только зла ждала...

— Много ты на себя берёшь, вот что я скажу. Ты сделала всё, что можно, и даже больше, девочка моя. Вы с одной Свалки вышли, каждая получила выбор, каждая его сделала.

— Но Леона...

— Да, да. Скажешь, винтиков у неё в голове не хватало? А я вот так не думаю. Перетянуть добрую сотню людей на свою сторону, настроить почти всех против Рафаэля, за его спиной такое провернуть — да подобное и мне не под силу.

Посидели ещё, помолчали.

В чём-то Гундольф был прав. Но отчего же тогда так грызла вина?

За спиной раздался скрип. В дверь боком прошёл Флоренц, обнимая потемневший котелок двумя руками.

— А, проснулись уже? — бодро сказал он. — Эмма сказала похлёбку вам отнести.

Мальчишка прошёл к столу, водрузил котелок. По-хозяйски погремел на полке, расставил миски, разложил ложки. Ему такое было не впервой.

— Ну, идём, подкрепимся, — сказал Гундольф. Провёл Кори к столу, усадил в углу.

Мог бы, с ложечки кормил, наверное. Хотя память рисовала смутные картины, что когда-то так оно и было. Сейчас просто следил, чтобы ела вовремя. Мыл, причёсывал и ни на минуту не выпускал из виду. А если и выпускал, оставлял кого-то вместо себя. Кори иногда казалось, она задыхается.

Гундольф наполнил её миску, придвинул ложку. Кори сидела боком к столу, прислонившись к стене, и ковыряла раму окна. Лучше бы её никто не спасал, когда Хаган сбросил в море.

— Ешь давай, — скомандовал Гундольф. — Или помочь?

Сам он уже выскребал со дна остатки. Кори неохотно взяла ложку в левую руку, зачерпнула похлёбку, глотнула, не чувствуя вкус.

— Так, я всё, — обратился Гундольф к мальчишке, который тоже сел за стол. — Побегу, а то эти, что лодку чинят, меня уж заждались, я думаю. Кори, доешь всё, хорошо? Я скоро вернусь.

— Миску оставь, я почищу, — сказал Флоренц с набитым ртом. — И ты не опоздал, я видел по пути, там Симен только пока.

Гундольф кивнул и ушёл, и Кори отвернулась от похлёбки. Море пенилось и казалось обманчиво близким, но голос его сюда не долетал. Только ветер.

— Ты ешь, — строгим голосом сказал мальчишка. — Вот доешь, и гляди тогда на море сколько влезет. Это с крабами похлёбка, я сам наловил. Во-от такущий краб попался!

Кори поглядела. Если Флоренц не врал, краб оказался больше котелка, почти со стол размером. Потом хлебнула ещё — что делать, раз мальчишка старался.

— И не один, — продолжил Флоренц. — Я целую корзину их набрал, все здоровенные!

Любопытно, где же он взял корзину таких размеров. Но Кори о том промолчала.

— Ну, доедай, — скомандовал мальчишка, приложил свою миску к губам и допил остатки. — Живее, и пойдём, я покажу, где ловил крабов. Море сегодня, правда, неспокойное, но вдруг повезёт, и ещё краба увидим.

Кори доела кое-как. Флоренц к тому времени уже оттёр песком и ополоснул две миски, живо справился с третьей, и они вышли из дома.

— А можем и поглядеть, как лодку чинят, — предложил мальчишка. — Или к Эмме зайдём — хочешь к Эмме? А хочешь, поглядим, какие фонари Стефан нацепил на жабу, пока он в отъезде? Разожжём...

Кори молча брела, не зная куда. Ей было всё равно.

— Кори, а давай в другую сторону? — дёрнул за рукав Флоренц. — Гляди, что это вон там? Во-он за тем домом...

Его нехитрая уловка не могла обмануть. Дело было в том, что на дороге показался Дедуля, как местные прозвали старого безумца, а Гундольф настрого запрещал ему подходить к Кори. Но Дедуле ничего не втолкуешь, а Кори устала, что её оберегают без конца.

— Ребятишки! — обрадовался старик, тряся головой. — Всё бегаете?

Теперь он был умыт начисто, и волосы белели, как морская пена, тщательно промытые Эммой и подстриженные Ткачихой. После уговоров Дедулю приучили к рубахе, а от ботинок он отказался наотрез, хотя то и дело плакался, что они пропали.

— Да, бегаем, — откликнулся Флоренц не очень-то радостно и огляделся. — Дедуля, а это не Эмма тебе машет из окна?

— А Кори-то как подрос! — заулыбался старый безумец, не обращая внимания на слова мальчишки. — Всё-то вы вместе с Немой, всё парочкой...

— Она тоже здесь? — с горькой улыбкой спросила Кори.

— А то как же. Да вот, оглянись — не видишь, что ли?

Из-за этого-то Гундольф и гнал старика. Кори, услышав такое в первый раз, долго не могла успокоиться. А сейчас ничего, даже на миг радостно стало. Показалось, Леона и правда рядом.

— Ну, Дедуля, нам пора, — настороженно произнёс Флоренц. — До встречи!

Он подтолкнул Кори в спину, но раньше, чем они успели далеко уйти, их заметила Берта. Шла с ведром воды, и проходила бы мимо, но у этой язык во рту никогда не помещался. Она и прежде, на корабле, всё старалась задеть.

— Фло-оренц, — с притворным добродушием пропела Берта, откидывая тёмную косу за спину. — А ты, гляжу, стараешься с утра пораньше. За безумными нашими приглядываешь?

— Шла бы ты, Берта, подобру-поздорову, — сердито ответил мальчишка.

— А я что, я ничего, — ответила женщина и с вызовом оглядела Кори. — Все нормальные люди трудятся, кто еду готовит, кто стирку затевает. У берега, вон, лодку чинят. Только дармоеды такие, как вы, бездельничают.

— Идём, Кори, не слушай её, — сказал Флоренц.

— И что в тебе только Гундольф нашёл, а? — поставив ведро у ног и уперев руки в бока, сердито сказала Берта. — Такой мужчина, а выбрал эту — ни кожи, ни рожи, калека, ещё и свихнутая! Ну, я-то догадываюсь...