Василий Купцов - Крутен, которого не было
— Свят-письмо подчеркнутое, — подал голос Яромил.
— Эх, прочесть бы не мешало, а то — три дороги, куда ехать — непонятно, а надо ко двору князя древлянского Скрома, а не куда-нибудь.
— Говорят, если не знаешь, езжай не сворачивая, прямая дорога — верная! — предположил Зырка.
— Вот и я поначалу на прямую дорожку глянул, — вздохнул Крутомил, только она, смотри сам, узкая, да не езжаная, а вправо и влево — куда как поширше уходят!
— Интересно, все же, что на камне начертано? — Яромил продолжал вглядываться в странные значки.
— Известно, что! — Салазка все никак не мог успокоиться, — Направу пойдешь — женату быть, налеву — богату быть, а прямо — головы не сносить!
— Тогда я, пожалуй, направо бы взял — женату-не-женату, а вот отогреться, известное дело, лучше всего у бабьего тела! Испытано.
Лучше бы он не говорил! Дружинники разом вспомнили о морозе, начали ощупывать нос, щеки. В такую погоду чего отморозить — плевое дело, и не заметишь… Кто-то зачерпнул снега, пытаясь оттереться.
— Если никто не знает, ничего не разумеет, и умного не скажет… — княжич оглянулся на друзей, — Будем стоять — замерзнем!
— Ты — воевода, тебе выбирать…
— Поехали… А… — махнул рукой Крутомил, — Направо!
— Жениться, стало быть, — пошутил Салазка, но никто даже не улыбнулся.
Заскрипели промерзшие доспехи, сухо взвизгнула оледеневшая корка снега под копытами лошадей. Отряд двинулся в путь все в том же составе — первым шел жеребец Салазки, за ним — княжич, цепочкой — Долислав, Скрома, Зырка. Замыкал малую дружину Яромил, даже в такую стужу не ленившийся исправно оглядываться назад, уж таков удел идущего последним — прикрывать тылы. Дорога катилась вперед, не петляя, прямая, что стрела. Да что толку — падающий снег уже в двух десятках шагов превращал все впереди в белую таинственную неизвестность. Время шло, кони брели вперед, останавливаться не приходилось — вновь все те же сплошные оледенелые стены молодого густого ельника по обеим сторонам, дорога не раздваивалась, к ней так не примкнуло ни одной заметной тропки. Шли час, никак не меньше. Остановились…
— Вот камней понаставили! — буркнул Скрома, вглядываясь в очертания стоявшего прямо на дороге камня, — Прямо близнец.
— И за ним — три дороги! — отметил Салазка, затем повернулся к молодому воеводе, — Куда теперь, княжич?
— Никогда не слышал я о таких камнях, — голос Долислава звучал раздраженно, — не один раз ходил дорогой в Древль, уж камень, а тем паче два — точно б заметил! Плутаем мы…
— Это тот же самый камень, — громко произнес Яромил.
— Как тот же самый? — рассердился Крутомил.
— Я руны, те что по бокам, запомнил, — объяснил молодой дружинник, — и цепь искусную, по верхушка выбитую, и — вон, — Яромил указал варежкой, — выломано сбоку, как будто кто мечом саданул!
— Слушай, Яр, — попытался рассудить княжич, — если бы дорога круга дала, и мы бы на прежнее место вернулись, то ведь где-то две тропы сойтись должны были, не так ли?
— Ни одной дороги не примкнуло, не сошлось, — уверенно заявил Салазка, — я во все глаза смотрел.
— Но мы пришли туда же! — настаивал Яромил.
— А где же следы коней? — попытался внести ясность Зырка.
— Дурень, снег-то какой валит! — рассердился на неразумность парня Долислав.
— Если дорога все-таки дала круга, то мы еще раз не обманемся! — заявил Крутомил, — Берем левую сторону…
— Богату быть, — Салазка сказанул, да пожалел. Обошлось, никто не дал выйти копившейся злости.
И вновь дорога, все та же смерзшаяся хвоя справа и слева, а впереди — белая неизвестность. Первым пошел, на этот раз, многоопытный Долислав. Юного Салазку княжич отправил сторожить хвост отряда. Тишина, злой скрип ледяной корки под копытами и — больше ни одного звука. Дружинники тревожно оглядывались по сторонам. Если дорога заворожена, то ведь — не зазря же? Вот и жди каждый миг нападения — может справа или слева… Только бы не сверху! Или из-под снега? Нет, подобным мыслям нельзя позволять овладевать смятенную душу. Скорее бы все кончилось. Может, и навели на них морок, так пусть враг покажется, они дадут ему отпор…
— Ну и волшба у древлян! — не сдержался Скрома, — Я все глаза проглядел, не сходилась одна дорога с другой.
— И камень тот же, точно! — согласился Долислав, — Я по второму разу уж все эти руны запомнил. И вот, — он наклонился, — вишь прутик? Это я воткнул в снег. Хотя, чего я… Еще и следы не занесло, вот и вот… — дружинник спрыгнул с коня, дунул — пар изо рта, что из огонь из глотки змея — слетел снежок, заполнивший лунку от копыта, оставшуюся на оледенелом снегу.
— Может, мы — спим?
— Не, я уже кусал язык — больно!
Крутомил обернулся на товарищей. В таких случаях многое зависит от воеводы. А что он мог предложить? Был бы враг на виду, а то — камень рунами резаный…
— Что делать будем, Крут? — спросил Салазка.
— Мы еще среднюю дорогу не пробовали, — Крутомил зачем-то поднял руку, указал вперед, хоть и так всем ясно, где та дорога, — по ней и пойдем, имена богов помянув!
Дружинники соскочили с коней, встали в круг, взявшись за руки — так души людей соединяются вместе, слова, рожденные в священном кругу, ясно слышны богам. Громким шепотом, как из единой глотки, шелестели заветные слова…
— А еще, вот так, — произнес Крутомил, взгромоздясь на коня, в руке у княжича оказался расшитой ручник, — вот, подвяжем на веточку…
И вновь дорога, все вперед и вперед. Снег шел пореже, можно разглядеть очертания елей шагов за сто. И дорога — все такая же прямая, никуда не сворачивает. А вот мороз — все крепче и крепче. Плевок на лету замерзает… Впереди скрипит снег под копытами бывалого Долислава, княжич, как и положено — вторым. Идущий последним Зырка совсем обессилел, службы не исполняет, назад не оглядывается. Княжичу надо б одернуть нерадивого воина, да у самого сил нет уже…
Салазки идет вслед за своим княжичем, до ушей Крутомила то и дело доносятся имена богов, скороговоркой вылетающих из губ юноши. Кажется, всех наших перечислил, северных да персидских присовокупил, элласских да хиндийских — туда же, вот и Виево племя поминает. Ну, а теперь совсем сказылся — молится княжичу, как богу. Хотя, что и говорить, четыре года в отроках пробыть — для него Крутомил навроде бога…
Полная, толстая, самодовольная луна над головой. Ишь, издевается! Мало заклятого камня, еще и воплощение ??? Может, стоит Ночной Хозяйке помолиться? «Что же это я? Тоже с ума схожу?» — одернул себя княжич, — «Поклонишься полному месяцу, бабьему божеству, назавтра проснешься, а у тебя — все мужеское отпало, да еще и щель зияет…».
