Марина Дяченко - Авантюрист
Солль помедлил и подошел к нам. Танталь криво улыбнулась:
– Ну что? Сидим, как занозы?
– Мне это нравится, – отозвался Солль без тени улыбки. – Согласись, что, если бы мы НЕ МОГЛИ помешать Чонотаксу, он не стал бы тратить драгоценные силы на то, чтобы нас задержать…
Я удивленно на него покосился. Мало я знаю собственного тестя, ох как мало…
– Зато теперь мы точно НЕ МОЖЕМ, – сказала Танталь с отвращением.
Солль кивнул:
– Можно было бы подняться выше… и попробовать водичку там. Но я думаю, куда бы мы ни ткнулись – река встретит нас одинаково… Не надо так смотреть, Танталь. Всегда есть шанс. Всегда.
Полковник говорил по обыкновению уверенно; одна его рука рассеянно легла на загривок Алане, другая – на плечо Танталь. Он будто накрыл их обеих несгораемым куполом своей веры в лучшее; я вдруг почувствовал себя лишним.
Совсем лишним. Вообще.
Шум реки заглушал возбужденный людской говор; сам не помня как, я выбрался к остаткам сосновой рощицы, половина которой была снесена водой, а половина истреблена на костры. Сел на подстилку из мха, стянул сапоги, подобрал под себя ноги.
Подарить, что ли, кому-то сапоги?
Мысль явилась из ниоткуда и больше не желала уходить. Вот сапоги, хорошие, новые… Может быть, подарить?
Деревянный календарь сильно пострадал во время беспорядочных странствий. Края лоснились, лак облупился, а кое-где сошел совсем – зато бородатые ветра все так же раздували щеки, источали снег пузатые тучи и перебирало щупальцами круглое, как медуза, солнце.
Мне почти ничего не осталось. Непонятно, зачем я стремлюсь куда-то и досадую по поводу разлившейся реки. Песок, отмеренный мне почти год назад, горкой лежит в нижней половинке часов. Остались считанные песчинки, еще немного, и я спрошу себя – а КАК придется умирать?
Как старикашка, который нацелился на шлюху, но поскользнулся на собственной пряжке и угодил затылком на железный штырь?
Как разбойник, утонувший по одним сведениям в луже, по другим – в нужнике?
Я ногтем поддел чешуйку лака, уже готовую отвалиться. По-хозяйски счистил случайное пятнышко, замаравшее пухлую щеку нарисованного солнца. Вгляделся в числа и вдруг покрылся потом: а правильно ли я определил День? Может быть, я что-то перепутал и не пять ночей ждет меня впереди, а всего лишь четыре?!
Столько длинных дней зачеркнуто булавкой. Солнце сделало большой круг; я тоже прошелся по кольцу и возвращаюсь теперь к исходной точке. А умирать мне хочется еще меньше, чем хотелось год назад…
При чем здесь судьбы мира?! Да, сейчас я один и постараюсь быть честным с самим собой, и скажу себе: мне было бы приятнее умирать… зная, что и весь мир вскорости накроется тазом. «Петля тумана на мертвой шее…» Может быть, мое счастье, что я не доживу?!
Небо, какая я сволочь. Какое счастье, что никто не проберется в мои мысли…
Дарить или нет сапоги? Если дарить – значит, я верю, что мир продолжится, солнце будет по-прежнему греть людям затылки, за летом придет осень и какому-то бродяге еще послужит моя обувка…
– Ретано… – голос Аланы.
Я дернулся, как будто меня застукали на горячем. Как будто жена умеет читать мои мысли; нет, я не желаю, чтобы меня видели. Я ни с кем не стану говорить.
– Ретано, мы… послушай. А ЗАЧЕМ тебе был дан этот год?
Зачем старику даны были сутки, а разбойнику – месяц? Судья – не значит палач. Мы сами себе палачи…
– А что, если… это испытание?
Испытание на прочность. Сойдешь ли с ума, повесишься ли раньше срока, тем самым посрамив Правосудие…
– Ретано, – хрипло сказала Алана. – Я не хочу, чтобы ты умирал.
Ох и холодное намечается лето…
– Ступай, я сейчас приду, – проговорил я, глядя на реку. – Как-то не принято обуваться при дамах.
* * *Люди Солля добыли где-то лодку. Добротную, смоленую, почти новую; сперва я споткнулся, потом пошел быстрее, потом побежал.
Эгерт улыбался. И так, с улыбкой, говорил о чем-то своим собравшимся вокруг ученикам; плечи Соллевых выкормышей плотно смыкались, не желая пропускать меня в теплую компанию, – однако я, если захочу пройти, то проберусь и сквозь стенку.
– Не снесет к камням… сверху. Нет, Аген, ты останешься за старшего и проследишь, чтобы женщины…
Тут он заметил меня, и уголки его губ опустились:
– Господин Рекотарс, я был бы благодарен, если бы вы дали мне возможность поговорить с моими людьми.
– Для переправы, – сказал я, удерживая сбившееся дыхание, – уместнее сейчас не лодка, а плот. Лодка перевернется.
Он разозлился теперь уже по-настоящему, однако сумел совладать с собой:
– Позвольте мне решать, что уместнее для переправы… Отойдите.
– Милейший полковник, – сказал я, распаляясь от собственной дерзости. – Через несколько дней я так и так избавлю вас от своего назойливого присутствия. И вы выберете для дочери мужа по своему вкусу; сейчас же, пока я жив, извольте принимать меня всерьез!!
Ребята Солля вопросительно посмотрели на начальника. Ждали, вероятно, команды, чтобы взять меня за шиворот и забросить куда подальше; полковник молчал.
– Я тоже кое-чего стою, – сказал я тоном ниже.
Красивый рот полковника едва заметно дрогнул. Эгерт Солль сомневался в моих словах.
* * *…Ехали молча.
Время утекало, и не только мое время; там, за преградой из несущейся желтой воды, бесстрастно смотрела на мир госпожа Тория Солль, та, которую я никогда не видел, та, которая должна была привести Чонотакса Оро к Двери, к Луару, к Амулету. Судьба мира нисколько не интересовала меня, судьба Тории тревожила, но чисто умозрительно; Алана, моя жена, и Танталь, бывшая комедиантка, – только ради этих двоих я преодолевал оцепенение подступающей смерти.
Ехали вверх по реке; плот снесет течением к городу, за это время мы должны будем протолкнуть его к противоположному берегу и причалить на излучине – иначе нам встретятся камни, щедро рассыпанные в нижнем течении реки.
Если плот будет слишком легок, его перевернет в первом же водовороте. Если слишком тяжел, мы не сможем им управлять.
Походу предшествовали несколько коротких, но весьма бурных сцен. Я не сомневался, что у Эгерта хватит власти оставить на берегу обеих женщин – даже если Алана и Танталь начнут от ярости плеваться огнем. И к этому все шло, но Танталь сказала фразу, поколебавшую не только мою решимость, но и решимость Солля:
– Ты точно знаешь, КОГО удерживает эта преграда? Ты уверен, что, переправившись сам, нарушишь планы Черно? Речь идет о Тории и Луаре – не кажется ли тебе, что река разлилась затем, чтобы не пропустить ее дочь и его жену?
– И сестру, – сообщила угрюмая Алана.
– А если вы утонете – ЭТО нарушит чьи-либо планы? – рявкнул Солль.
