Сергей Радин - Стража
Чёрный Кир, первым шагнувший с асфальта на беговую дорожку, с усилием толкал мотоцикл по новому, живому покрытию и — давил и давил крыс. За ним — Андрей.
Вероятно, спиной Кирилл почуял — а может, просто сообразил, что идущие позади растерялись. Не оглядываясь, махнул рукой, крикнул, чтобы не останавливались.
— Пока идёте — не тронут!
Не оглядывался, но и "народу нежному и слабонервному" не доверял: не только давил зубастых, пищащих тварей, но и отпинывал в сторону расплющенные колёсами тушки. Андрей подчищал за ним, сколько успевал, поэтому первые же шаги Вадима пришлись на поверхность беговой дорожки, а не на сплошной ковёр из мёртвых тел.
Казалось, из-под ног поднимается густой туман, сплетённый из приглушённого повизгивания, бесконечного похрустывания и воздуха, тяжёлого от запаха крови и свежей, тёплой плоти.
Беговая дорожка до первого поворота, выводящего на спортивное поле, тянулась метров на пятьдесят. Вадим помнил, поскольку его группа, сдавая зачётную стометровку, заканчивала бег у второго поворота. То есть от одного выхода в поле до другого — всегда пятьдесят метров. А пятьдесят метров — это сто не слишком широких шагов. Сто шагов по мёртвой и покалеченной плоти — ведь под ногами Кирилла и Андрея, под колёсами их мотоциклов погибали не все крысы… Сзади всхлипнул Митька. Всхлипнул и резко вдохнул. Наверное, не удержался, а потом испугался слишком откровенного своего ужаса.
Вадим шагал на автомате, быстро и жёстко, то и дело едва не налетая на заднее колесо Андреевой машины. Из него-то ужас выжал все эмоции. Он только боялся, не уронить бы Викторию. И если сначала Вадим-автомат считал шаги, то вскоре автоматизм счёта уехал куда-то в сторону, а новая мысль, не слишком посторонняя, завладела его сознанием. Впрочем, напрямую к делу она не относилась…
— Вот почему стадион.
— Ты знал, да? — спросил Чёрный Кир пустоту перед собой.
— О чём?
— Что стадион и часть университетского корпуса расположены на древнем кладбище?
— Знал, но неуверенно. На уровне слухов. Почти мифов.
Этой весной на третьем этаже, где в основном располагались филологи, случилось грандиозное ЧП: лопнули батареи в коридоре. Декан как-то обмолвился, что давно бы их заменить надо. Крепкие на вид, они, якобы, кружевные внутри от старости. Ну, вот и лопнули. Студенты было обрадовались неожиданным каникулам. Ан нет. Переправили филологов в кабинеты биофака. Группа Вадима попала в царство анатомических стендов. Пока преподаватель собирался к ним, филфаковцы поймали одного праздношатающегося биолога и поинтересовались, откуда такое богатство черепов и частей человеческого скелета, да ещё в состоянии полураспада? Биолог вмиг почувствовал желание утереть нос "небожителям" с третьего этажа и показать, какой биофак крутой, а потому небрежно ответствовал, величаво указав на окно: всё из земли-матушки берётся; выйди за порог альма-матер да копни под окном — вот тебе и экспонат для изучения… Вошедшего преподавателя первым делом спросили, не врёт ли биолог. К сожалению, сказал преподаватель, здесь он работает недолго и с историей университета почти незнаком, но что-то такое слышал и он, ходили какие-то слухи… Наверное, с неделю Вадим невольно присматривался к ухоженным лужайкам в университетском дворике, куда выходили окна биофака, пока не посмеялся над собой: хочешь увидеть выглядывающий из нежной зелени черепок? Или белую линию торчащей кости? Дело было в начале мая, и копнуть глубже слухов времени не оставалось. Экзамены.
А сейчас всё вспомнилось.
Кстати, почему он решил, что Шептун устраивает здесь Врата именно из-за кладбища? Что Шептуну в кладбище? Какой-то определённый энергетический источник? Или догадка насчёт стадиона — совпадение? От недавних переживаний на другом кладбище?
Как ни старался Вадим шаркать ногами по покрытию дорожки, задумавшись, он всё-таки наступил на мягкий податливый комочек. Как на вялый воздушный шарик. Жижа из крови и внутренностей брызнула во все стороны — Вадим брезгливо, с примесью удивившей его жалости, отступил вбок. Смялась под ногой следующая незамеченная тушка.
Вадим с силой прижал к себе Викторию. Чувствовать тепло её тела становилось необходимостью в ограниченном пространстве "аллеи смерти".
— Кирилл! Почему они здесь?
— Шептун для них божество, вот и лезут.
— На поле то же самое?
— Нет! Туда он их не пускает, поэтому толпятся здесь!
— А почему не пускает?
— Могут помешать в создании Врат!
Врата ещё и создавать надо? Вопрос так и вертелся на кончике языка, притупляя впечатление от убийственной прогулки. Любопытно, а чем могут помешать своему обожаемому хозяину крысы? Будут лезть под руку, выпрашивая ласку?
Вадим покосился направо. Ниро не отставал — морда чуть вниз, лапы почти танцуют на "цыпочках", выбирая для шага местечко посуше. Последнее являлось весьма проблематичным. Ближе к выходу на поле крыс становилось больше, они буквально стояли друг на друге, и мотоциклы впереди идущих превращали их волнистое шевеление в безобразную кашу из мёртвых и живых…
— Вадим… меня сейчас… стошнит…
Митька дышал коротко, словно вылез из воды после долгого заплыва. Дышал ртом, и даже мимолётный взгляд объяснил Вадиму, что хватание ртом воздуха, похожее на частые зевки, вскоре и в самом деле перейдёт в рвоту.
— Потерпи. Осталось шагов двадцать.
— Точно… двадцать?
— Точно. Только твоих чуть больше — двадцать два или двадцать четыре. Потерпи.
Естественно, цифры Вадим взял с потолка. Про пятьдесят метров он вспомнил недавно и прикинул примерно. Да и плевать ему было на расстояние. Маленький воспалённый мир, в который он погружался всё глубже, надвигался на него сверху, и он весь ушёл в завораживающее восприятие метаморфозы, происходящей с телом. Теперь Вадим чётко ощущал, как жёсткая броня подминает слабую человеческую кожу, как начинаются необратимые перевоплощения внутри организма — или он опять-таки слишком мнителен?..
Взгляд упёрся в грязное, в белом крапе от раздавленных костей колесо — оно выросло вдруг до необъятных размеров и стало самостоятельно существующим в пространстве, чужеродным миру человеческому — и живущим вне этого мира.
… Как приятно поставить ногу на обычный сухой асфальт! Будто из ночных кошмаров в бодрое утро.
Они прошли под трибунами, очарованные этим асфальтом, чуть ли не со слезами прислушиваясь к каждому своему шагу. Наверное, поэтому не сразу заметили, что резкий запах мёртвой и умирающей плоти сменился запахом приторно-сладким и жирным, а воздух, в котором колыхался странный аромат, потяжелел ещё больше.
