Оксана Панкеева - О пользе проклятий
Гость остановился и смущенно пожал плечами.
– Назовите меня как-нибудь.
– Почему?
Он улыбнулся.
– Чтобы было интереснее.
– Это действительно интересно, – согласилась Эльвира и задумалась, подыскивая имя для загадочного гостя, который появляется из телепорта, съедает хозяйский ужин и улетает в окно. И разумеется, тут же вспомнила сказку, которую как-то рассказывал ей Жак, услышав в свою очередь от кого-то из переселенцев. В этой сказке шла речь об одиноком мальчике и смешном волшебном человечке, который прилетал к нему в гости. Человечек жил на крыше и умел летать. А еще он был очень озорной и всегда шалил и ел варенье без спросу. И улетал в окно.
– Я буду звать вас Карлсон. – сказала она. Гость согласно кивнул, не отрываясь от тарелки. – А вас не затруднит объяснить, как вы сюда попали?
– Я… – Карлсон остановился и посмотрел в тарелку. – Я ученик. Пытался самостоятельно освоить телепортацию… и потерялся. У меня постоянно что-то сбоит, и я попадаю то ли в необитаемые места, то ли вообще в другие миры.
– Почему же вы делаете это самостоятельно? Это же опасно.
– У меня нет наставника, – вздохнул невезучий ученик и в задумчивости от души вгрызся в булочку. Потом опомнился и принялся старательно и медленно жевать, поглядывая голодными глазами на тарелку, которая стремительно пустела. Эльвире даже стало его жалко.
– Хотите, я разбужу кого-нибудь из прислуги и прикажу принести вам еще что-нибудь? – предложила она, когда он подмел все, что было на подносе. Карлсон с сожалением покачал головой.
– Спасибо, не надо. Боюсь, мне не следует… злоупотреблять.
– Сколько же вы не ели? – сочувственно спросила Эльвира.
– Дней пять… если не считать того суслика… – он снова вздохнул и отодвинул тарелку, видимо, чтобы не поддаться соблазну ее вылизать. Затем, поколебавшись, налил себе немного вина и встал из-за стола. – Благодарю вас, вы очень добры.
– Если желаете курить, сигареты в шкатулке на трюмо, – предложила Эльвира. – И мне заодно подайте.
Мистралиец подал ей шкатулку, взял сигарету и, щелкнув пальцами, добыл из ниоткуда небольшой огонек. Причем проделал он это автоматически, даже не обращая внимания на странность своей манеры прикуривать. Только заметив удивление Эльвиры, пояснил, поднося ей этот волшебный огонек:
– Я всегда так прикуриваю. Чтобы не разучиться. У меня мало практики…
– А почему у вас нет наставника? – спросила Эльвира для поддержания разговора. Карлсон опустился на ручку соседнего кресла и грустно пояснил:
– У нас в Мистралии трудно найти наставника. Поэтому многие вещи приходится осваивать самостоятельно.
– Так не возвращайтесь туда. Оставайтесь здесь, найдите себе наставника и учитесь, как положено.
– Не могу, – вздохнул он. – Я… у меня… есть определенные обязательства… перед другими людьми.
– А как же вы вернетесь?
– Не беспокойтесь, это не проблема. Отсюда я доберусь. – Он внимательно посмотрел на нее и вдруг сказал: – Вам не надо меня бояться. Я не сделаю вам ничего плохого.
– С чего вы взяли? – удивилась Эльвира. – Я вас совсем не боюсь, даже напротив, с вами как-то спокойнее.
– Значит, вы боитесь чего-то другого? Я… извините, я это чувствую. У вас какие-то проблемы? Я буду рад вам помочь, если… смогу.
– Вряд ли… В общем-то все мои проблемы уже закончились… Просто у меня сегодня был ужасный день.
– А что у вас случилось? Если, конечно, вам не тяжело об этом говорить.
– Сегодня я… меня должны были… отдать дракону.
– И как же вы спаслись? – Карлсон с живейшим интересом придвинулся поближе вместе с креслом.
– Мои подруги его убили.
– Дракона? Потрясающе! А вы можете рассказать подробнее? – он пересел на ручку ее кресла и положил руки ей на плечи. Его руки были очень теплые и тяжелые. Слишком тяжелые для такого небольшого мужчины. – Так вам будет спокойнее, – пояснил он. – Вы не будете так бояться и нервничать.
– Вы и лечить умеете? – улыбнулась Эльвира.
– Это не лечение. Это просто… Немного хорошего настроения.
– А вы умеете создавать настроение?
– Немного. Только если объект не против. Вы рассказывайте, а я буду слушать… и создавать.
Объект был не против. Если честно, объект только об этом и мечтал.
Ночной гость слушал именно так, как она хотела – молча и не перебивая, но его молчание было полно сочувствия и понимания. От него исходили покой и уют, видимо, созданные волшебным образом. И просто он был очень симпатичный и обаятельный мужчина, да еще к тому же мистралиец и маг. Ни те, ни другие Эльвире прежде не попадались. Да и в конце концов, разве не этого она хотела всего час назад?
– Извините, – подал голос Карлсон. – Вы этого действительно хотите, или это подсознательное желание, не соответствующее вашим представлениям о приличиях?
– Вы это о чем? Вы опять ловите мои чувства?
– У меня само получается. Вообще-то я контролирую свои эмпатические способности, но когда женщина мне нравится, это выходит как-то помимо воли…
Эльвира улыбнулась ему.
– Помните анекдот про мистралийца и девушку в почтовой карете?
– «Хочешь и молчишь»?
– Именно.
Карлсон улыбнулся в ответ и неуловимым движением пальцев погасил в комнате свет.
– Диего, тебе плохо? Перепил, или что-то случилось?
Кантор отнял ладони от лица и помотал головой.
– Нет… ничего. Не обращай внимания, я вообще ненормальный, со мной всегда что-то подобное бывает.
Тереза сочувственно посмотрела на него и присела на другой конец скамейки. Подальше.
– Извини, – сказал он, чтобы не молчать и не ждать, пока она еще что-то спросит. – Я забыл надеть амулет, и… так получилось. Это было очень… неприятно?
– Не то, чтобы… – вздохнула она. – Просто было обидно… не знаю… потому, что мне это недоступно, или как-то так… трудно объяснить. А как это проявляется у тебя?
– Что? – автоматически уточнил он и тут же понял, что она имела в виду. Девочка, ну зачем, промолчи, не спрашивай… Тебе своего мало?
– Черная паутина, – вздохнула она. – Как это бывает у мужчин?
– Не спрашивай.
Он отвернулся, чувствуя, как пылает его лицо, прижал ладони к щекам, и оказалось, что они горят еще сильнее. И не только руки, все тело пылало каким-то горячечным жаром, словно жидкий огонь пульсировал в нем вместо крови. Вот так и сгорают со стыда, почему-то подумал он вдруг. Вполне может быть, что это вовсе не образное выражение, а так действительно бывает – когда стыд, позор и унижение переваливают за некую условную границу и становятся невыносимыми настолько, что кровь превращается в огонь, и человек сгорает. И я сейчас сгорю. И скорее бы, а то ведь она опять что-то спросит…
