Ник Перумов - Операция «Антиирод»
— Н-нет, — неуверенно произнес Гриша.
— «Н-нет» или нет?
— Не помню.
— А где этот разрезанный «Опель»?
— Где, где… У нас, в боксе. Сегодня утром привезли.
— Значит, так. — Саша подошел к окну, несколько минут сосредоточенно думал, потом начал говорить четко и сжато:
— Позвони Грыммам, пусть еще раз съездят, поищут детское сиденье. Сам живо дуй домой, собирайся. Через… — он взглянул на часы, — через час выезжаем в Москву. Сбор здесь. Захвати свитер, на завтра обещали похолодание. — Не дожидаясь Тришкиной реакции, Саша снял трубку, набрал номер Лэймы. — Это снова я. Света вернулась? Давай ее. Света? Одевайся по-походному, возьми у Лэймы термос, настрогайте побольше бутербродов, через полчаса сбор у меня. Что? В Москву едем. — Он подумал еще немного и точно в таком же сжатом стиле вызвал для поездки Гешку Козлодоева. Четверо — оптимальное количество. И в машине не тесно, и для дела полезней. Самый жаркий спор возник по совершенно идиотскому (для стороннего наблюдателя) поводу: брать ли с собой вазу с цветами? Букет непременно хотел ехать. Саша отбрыкивался ногами и руками.
— Да поймите же, милый вы мой Юрий Адольфович! Как я вас возьму? Молчать всю дорогу для вас равносильно самоубийству. А посвящать в наши дела Гришку и Козлодоева я не хочу!
— Я буду молчать. — Букет с готовностью шел на любые жертвы.
— Не верю! — рычал Саша, бегая по квартире.
— Меня нельзя здесь оставлять, я полезный! — умолял Юрий Адольфович.
— Ну как? Как это будет выглядеть?! Капитан Самойлов едет на задание с букетом цветов!
— А вы дайте меня в руки Светлане. Пусть это выглядит так, будто вы хотите положить цветы на место аварии…
— А потом? Что ж вас, оставлять там?
— На месте разберемся, — залихватски ответил букет.
Короче говоря, именно такая развеселая компания и погрузилась в Сашину «Тойоту» примерно через час. Примерно, потому что атмосфера на рабочую ничуть не походила. Мужики считали, что шеф просто устраивает легкую увеселительную поездку в сторону Москвы, прикрываясь «делом космонавта» (так с легкой Тришкиной руки стали называть трагедию на Кольцевой дороге). А Свете в суете сборов ничего объяснить не удалось. Саша даже не успел выяснить, знакома ли она в этом мире с женой Юрия Петровича Кашина. Перед самым выходом позвонили Грыммам, убедились, что ни клочка от детского сиденья на месте аварии не обнаружилось. Света разговора не слышала, поэтому, ничего не подозревая, сидела на заднем сиденье, прижимая к себе Юрия Адольфовича (по-прежнему в виде вазы).
Саша был задумчив и не разделял веселья сотрудников. Еще спускаясь по лестнице, он вдруг остановился, наморщив лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное.
— Подожди-ка, Гриша, — остановил он Серебрякова, когда тот красиво вырулил со двора, спугнув стайку старушек, — ты куда собираешься поворачивать?
— Знамо дело — куда. Налево, и там по Наличной, — ответил Гришка тоном лихача-извозчика.
— Нет, друг, давай лучше направо. И по Малому.
Гриша послушно повернул на Беринга. Лицо его автоматически скроилось в солдафонское: «вы начальник, вам виднее».
— Прекратите кривляться, товарищ Серебряков, — спокойно сказал Саша, не поворачивая головы. — Я этого не люблю.
Позади хмыкнул Гешка, слегка двинул Гришу в спину. Ничего, ничего, обыкновенная разминка перед выездом на задание.
— На Малом шибко не разгоняйся, остановимся ненадолго. — Теперь уже Серебряков не гримасничал и вообще не выразил никаких эмоций по поводу того, что шефу вдруг заблагорассудилось остановиться около кладбища. Гриша — надежный сотрудник и давно уже научился чутко улавливать Сашины интонации.
Я не могу сейчас докопаться, откуда взялась эта уверенность. Но я точно не смогу уехать, не поговорив…
Отец Евгений стоял за оградой, немного поодаль, одной рукой опершись о березу. Казалось, он не заметил подходящего Сашу. Глаза его были широко раскрыты, губы беззвучно шевелились.
— Здравствуйте, отец Евгений, — вполголоса сказал Саша.
Господи, что ж дальше-то говорить? Да услышит ли он? Судя по глазам, он не спал несколько суток. Что? Что? Что я хотел у него спросить? Но я точно знаю, что не будет мне дороги без… без чего? Благословения? Не то, не то… Оперативникам не нужно благословение. Мне факты нужны…
— Отец Евгений, — неуверенно начал Саша, — мне кажется, мы нашли его…
Словно ветер шевельнул листья березы… нет, это заговорил отец Евгений. Вначале тихо, еле слышно, но с каждым словом голос его крепчал:
— «Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху…»!
Он сердится, что ли?
— Мы знаем, кто он… — Саша сделал еще одну попытку, чувствуя одновременно и неловкость от этого странного монолога, и в то же время странную торжественность. — Я хочу найти его, но… — Я не знаю, как.
— «И уши твои будут слышать слово, говорящее позади тебя: «вот путь, идите по нему», если бы вы уклонились направо и если бы вы уклонились налево». — Отец Евгений произносил слова монотонно, чуть прикрыв глаза, словно читая их где-то в себе. — «И будет там большая дорога, и путь по ней назовется святым; нечистый не будет ходить по нему; но он будет для них одних; идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся».
Саша молчал, понимая, что вопросы здесь ни к чему, просто нужно слушать и стараться понять и запомнить каждое слово. Он уже почти пожалел, что выскочил из машины один. Надо было Свету с собой взять, она тоньше эти вещи понимает… Господи, ну и глаза у него… У Саши мелькнула шальная мысль: отец Евгений мог бы нам очень пригодиться, но тут же исчезла, прогоняемая словами:
— «Будешь искать их и не найдешь их, враждующих против тебя; борющиеся с тобой будут как ничто, совершенно ничто; ибо я — Господь Бог твой; держу тебя за правую руку твою и говорю тебе: «не бойся, я помогаю тебе»2.
Здорово, все это ты здорово говоришь, старина Евгений, да проку мне от этого? Мне бы что попроще, поконкретней. Понимаю я, понимаю, что Господь на нашей стороне, и путь нам, говоришь, укажет, и верным словом подбодрит. Спасибо, конечно. Но главное не это. Главное, что я хотел-то спросить: что мне делать с этим чертовым ребенком, когда я найду его, Господи, с твоей помощью, сам ли… Даже если предположить — а моя вера, Господи, не так уж сильна, — что пойму я твой знак и буду УВЕРЕН, что именно его, дьявольское отродье держу в руках — что дальше?
Откуда-то из глубин памяти, налезая и перегоняя друг друга, полезли картинки — все виденные когда-либо дети: маленькие и большие, вредные и трогательные, улыбающиеся и орущие навзрыд… Промелькнула где-то младенческая фотография сестры Ирки — хитрющие глаза, нос в варенье и до невозможности трогательные ямочки на щеках… Видно, нужно быть настоящим, упертым, несгибаемым фанатиком, чтобы поднять руку на ребенка. Да не смогу я, Господи! Даже если весь мир станет вокруг меня и в одну глотку станет кричать: убей!
