Алексей Пехов - Пересмешник
Данте, у которого здесь имелись собственные апартаменты, сегодня счел, что развлечения с азартными играми и доступными женщинами — это не для нынешнего дня, приказал принести кальвадос «Яблоневый сад» для меня, абсент для себя и еду, к которой я даже не притронулся.
Я не люблю напиваться, хотя бы потому, что для этого требуется слишком много хорошего алкоголя, а толку чуть, да и на следующий день я начинаю ненавидеть и без того несчастный мир. Так что со времен выхода из «Сел и Вышел» я слабовольно напился лишь один раз — в ночь, когда погиб Талер. И больше не желал повторяться, так что, наполнив одну рюмку до краев, едва отпил из нее.
Данте, наоборот, уже успел прикончить бутылку абсента и теперь ускоренными темпами подбирался к дну второй. Впрочем, на его самочувствии это никак не отражалось. Чтобы опьянеть, такому, как он, требовались гораздо большие объемы.
Сейчас он попыхивал зажатой в зубах сигарой и осторожно лил на сахар, лежащий на подогретой, резной, фигурной, дырявой серебряной ложке ледяную воду. Вода смешивалась с абсентом, и напиток мутнел, из ярко-зеленого становясь радужно-белым, с желтоватым оттенком.
— Когда-нибудь тебя свалит припадок от этой дряни, — пообещал я ему.
Он усмехнулся, взболтал смесь, отложил ложку, вытащил изо рта сигару и сказал:
— Жду не дождусь подобного который десяток лет. Меня тяжело свалить хоть чем-то, если ты еще не заметил. Что же касается этого, — он кивнул в сторону квадратной рюмки на тонкой ножке, — мне нравится сам ритуал и запах полыни. Жаль, что Талер умер и что я не слишком хорошо его знал. За то, чтобы в Изначальном пламени ему было так же чудесно, как нам здесь.
Я промолчал.
— У меня нет для тебя утешающих слов, Тиль. — Данте поставил опустевшую рюмку и, подумав, погасил сигару, обрезав тлеющий кончик ножницами. — Я сам потерял многих друзей. Это беда всех долгоживущих — хоронить тех, кто тебе дорог, и вспоминать их. Каждая потеря остается потерей, сколько бы их ни было до этого. С этим приходится жить. Даже таким циничным ублюдкам, как я.
Я посмотрел на золотоволосого кудрявого юношу и веско заметил:
— В Пропавшей долине должен был умереть я, а не он. Мне следовало остаться, а ему — искать коляску.
— Не хочу показаться фаталистом, Тиль, но судьба распорядилась по-иному, принимаешь ты ее решение или нет.
— Ты не понимаешь.
— Чего же? — Он посмотрел на меня, словно взрослый, который не хочет смеяться над маленьким ребенком, сказавшим какую-то очень смешную глупость.
— Моя смерть — свершившийся факт. Я мертвец. Талеру же еще жить бы и жить.
— В тебе, дорогой мертвец, гораздо больше жизни, чем во многих моих знакомых, — рассмеялся Данте. — Возможно, ты еще успеешь понять, что кому жить, а кому умереть, выбираем не мы, а Двухвостая кошка.
В подтверждение своих слов он поднял левую руку и показал мне серебряное с сапфирами кольцо, изображающее голову этого создания.
— И с этим ты ничего не сможешь сделать. Единственное, что тебе доступно — найти тех, кто убил твоего друга, и отправить их в Изначальное пламя прежде, чем кошка придет за тобой.
— Ты подстрекаешь меня к мести, — невесело рассмеялся я. Он пожал плечами:
— Наверное, потому что я слишком жесток и в твоем случае поступал именно таким образом. Впрочем, после содеянного мне, мой юный друг, легче не стало. Так что забудь о моем совете. Твоей душе это нисколько не поможет.
Мы начали говорить о том, что случилось в Пропавшей долине, и строить предположения. Переливали воду из пустого в порожнее. В конце разговора я сказал:
— К сожалению, мы мало смогли узнать от старикана.
— Не так уж и мало, — возразил мне Данте, кидая в рот оливку. — Пророк и Ночной Мясник были знакомы — раз. Все жертвы одного года рождения — два. Ну и бредовые разговоры о пламени, вине и годе Темной луны, дорогах, дверях и прочем — три. Если я только захочу, то на этой почве построю пару сотен теорий, одна интереснее другой. Что касается того, кому помешал старик — многим. Ты правильно сказал: если у него действительно был дар, то он опасен для всех живущих в Рапгаре. Никто не любит показывать свое грязное бельишко. В нынешнюю эпоху быть настоящим пророком очень непопулярно и, что немаловажно, опасно для здоровья.
Он взялся за бутылку и намекнул:
— Если ты все-таки соберешься что-то делать, советую начинать поиски с изначального мага. В отличие от других деятелей этот господин более заметная фигура.
— Как же я его найду? Данте выразительно фыркнул:
— Ну нашел же ты пророка, Тиль! Думаю, обнаружить изначального мага будет так же несложно.
Лучэр с ногами забрался на диван:
— Кстати говоря, я уезжаю из города через полторы недели. Еду на воды в Жвилья. Если хочешь — присоединяйся.
— Рапгар тебя окончательно утомил? — Я поправил перчатку на правой руке.
— Вроде того. Хочу успеть отдохнуть как приличный чэр до начала войны. Неизвестно, насколько обострятся отношения с нашими соседями и не закроют ли жвилья курорты в протест против военной кампании. В этом городе сейчас сгоревшие души знают что творится. Сегодня «Время Рапгара» написало, что жандармам удалось поймать малозанских шпионов из числа эмигрантов, живущих на Ничейной земле. Они пытались заложить бомбу в железнодорожный туннель, что тянется под Холмами, но их вовремя перестреляли. Мы деремся за несколько тысяч миль от столицы, но отголоски конфликта добрались и сюда. — Он установил на рюмку резную ложку и снова положил на нее кубик тростникового сахара. — Нашему руководству не дает покоя черная жижа Киру-са, но мы прикрываемся идеалами веры и как будто спасаем население острова от восточных еретиков.
— Война всегда преследует разные цели, а мы прикрываемся идеалами, но в основе всего лежат деньги.
— Отлично сказано, мой друг. Уже уходишь?
— Да. Спасибо тебе за компанию. Он ухмыльнулся, пожал плечами:
— На что еще нужны друзья в трудную минуту? Впрочем, моя помощь исключительно символическая.
Я распрощался с ним и, уходя, видел, как старина Данте льет воду на сахар. Думаю, при том количестве соблазнительных дам, что всегда находятся в «Слезе», мой друг недолго будет скучать без моего общества.
— На улице дождь, — напомнил я Стэфану.
— И что с того? — сразу забрюзжал он. — Ты же знаешь, как я ненавижу мокнуть. Купи себе наконец настоящий зонт, мой мальчик. Меня засунули в трость, и я не обязан по первому твоему требованию становиться то подзорной трубой, то шестизарядным карабином.
— Ты не можешь ни того, ни другого. Но зато прекрасно справляешься с функциями зонта. Так что, будь добр, прекрати пререкаться.
