Карина Демина - Внучка берендеева в чародейской академии
И многие рады были б пригубить, да свою настоечку дед берег… вот и старосте для особого случаю бутылечку отжалел не самую великую.
Уговаривать не пришлось.
Сели.
Дядька Панас, стало быть, во главе стола, как и положено хозяину. Илья — по правую руку его. Лойко по левую, не потому, мыслю, что старшинство Ильюшино признал, а чтоб к сому да поближе. За ним и я присела… Арей то мялся, то на стол глядел, то на дверь, пока тетка Алевтина ему по хребту полотенчиком своим не переехала.
— Особо звать надобно? — спросила она, брови насупивши. А насупленных бровей тетки Алевтины и дядька Панас опасался. Арей вот тоже пыл подрастерял, на местечко сел тихенечко и чарку, до краев медовою настойкой наполненную, принял.
— Ну… — Староста только крякнул да на хозяйку свою покосился, ничего ль не скажет? — Будьма… за здоровье ваше, гости дорогие…
Чарочку опрокинул.
Вздрогнул.
Да хлебом занюхал. Оно и верно, я-то только одного раза тую настойку попробовала, из любопытствия, после целый день отдыхаться не могла. Потому-то и рюмку свою тетке Алевтине подставила. Она вино делает из вишень да малины, сладкое, ароматное, самое оно — сердце девичье потешить. Его-то мы и пригубили.
Лойко же, воспоследовав примеру деда Панаса, ажно пополам согнулся. А староста наш, сердешный человек, боярина по спинке похлопал.
— Ты дыши, паря, — присоветовал. И ржаную горбушку сунул. — На от, занюхай… вторая, она легче пойдет.
Илья чарку глядел-разглядывал. Да, не сыскав ничего, решился. Этот сгибаться не стал, а с виду-то хилый, но хлеб так нюхал, что едва горбушку в нос не запихал.
Арей же выпил, со старосты взгляду не спуская, но при том не поморщился даже.
Крепкий.
И дядька Панас заценил.
— Молодец… груздя скушай. Сам собирал… груздь черный после настоечки — самое оно… солененький и хрустит.
И то дело, грузди у тетки Алевтины отменные выходили. Она их в дубовых бочках, которые в приданое привезла, — еще от ее мамки осталися, — ставила. А те бочки уже сами просолилися насквозь, и потому грузди выходили ядреными, хрусткими.
Ешь таких — не наешься…
Тетка ж Алевтина щей разлила… ели молча, сосредоточенно. А то, тут вам не столовая студенческая, дядька же Панас по второй разлил…
— Не гони, — нахмурилась тетка Алевтина. — Поспеете еще…
— Оно-то верно. — После настоечки староста наш становился благостен и со всем согласен. Ел он мало, больше баловался, знать, сыт был. — А ты, Зославушка, сказывай… как оно, в столицах…
— По-разному… — Лойко сома жевал да пальцы облизывал, не чинясь того. — Где-то хорошо, где-то плохо… как везде. Но такой рыбы я там точно не пробовал!
Тетка Алевтина зарделась.
Приятственно ей было.
— И настойка знатная… у отца на что погреба огромные… а и еще налейте…
— Ты закусывай, сынку…
— Закусываю…
— Ты получше закусывай… от ишшо рыбки возьми. Сома этого мы с мужиками летось подняли… в бочаге жил. Я тебе скажу, такая скотина, что думали, не взопрем на воза! Двадцать пудов!
— Врешь!
Лойко рюмочку поднял.
— Да чтоб мне век рыбы не едать! — Дядька Панас не обиделся. — Харя — во! Человека заглынуть мог бы…
Лойко головою покачал, дивясь этакому чудищу.
— У вас там такого, небось, нема…
— Нема, — согласился боярин, и настоечке должное отдал, на сей раз не согнулся, занюхнул только. — Ох, нема… чую, хороши будут вакации…
— Что, тож студиозус? — Тетка Алевтина тарелочку с пирогами к Ильюшке подвинула. — Ешь, боярин, а то больно выхудл… и ты жуй, не гляди, чай, не потравим…
Это уже Арею, он только усмехнулся и заметил:
— Меня потравить сложно…
— Ну… это ежели не умеючи, — отмахнулась тетка Алевтина. — Небось, на каждую тварь своя травка Мораной дадена…
На тварь Арей нисколечко не обиделся. И тетке не поверил.
А зазря.
Тетка Алевтина про иные травы поболе бабки моей ведала. Оно ведь и есть так, что у каждое былинки два обличия есть. То, что Божинею дадено, явное, да то, которое сестрицею ейной единоутробною сотворено. И то обличье тайное, не каждому явится, надобно знать и час, и день, когда трава, пускай бы самая обыкновенная, навроде пастушьей сумки, силу мертвую обретает.
И слово, которым силу эту запечатать можно.
Про старостиху у нас всякого сказывали, и когда я, малая, выспрашивать бабку начала, что в том правда, та велела не лезть к тетке Алевтине. Мол, каждому свой урок миром нынешним даден.
А тут вдруг страшно стало. Ну как и вправду сыщется в сенях ее, помеж пучков с мятою да душицею, особый пук травы неведомой, заговоренное мертвым словом? И будет она безвредною для всех, окромя Арея…
Подумала так и устыдилась.
Тетка Арея квасом потчевала. И сама ж хлеб поднесла. И не переступит она, старостиха, Божининого закону, по которому свят гость, под крышу принятый.
Ели.
Говорили.
Дядька Панас про рыбалку, до которое дюже охотником был, про лес местечковый, где ноне волки завелися, и пущай никого не трогают, но все знают, уж коль пришла стая, то сие надолго… мужики-то ходили, капканы ставили, да стая хитра.
Воют.
Кружат. И не ловятся. Иным-то разом весь снег истопчуть, будто здекуются. Лойко головою качал, а глаза-то поблескивали, не то от настоечки, не то от забавы… волков-то загонять самое оно для Лойковой непоседливой душеньки.
Илья ж хмурился.
Арей ел молча. А тетка Алевтина, рядышком примостившися, знай подкладывала в тарелку…
— Схуд, болезный… и давно ты в энтой Акадэмии…
— Пятый годок уже…
— Пятый, значится. — Она подперла пухлую щеку кулаком, тоже пухлым, да этая пухлявость не мешала теткиным рукам силу иметь. И с силою оной не только дядька Панас считался. — Совсем обтощал… жуй, гостюшка дорогой… жуй…
Арей и жевал, на тетку искоса поглядывая.
Я ж молчала.
Слухала всех и разом, и до того тепло мне было на душе, спокойно. Домой возвернулася, как есть, и нет во всем свете места Барсуков роднее… терем боярский? Навошто он мне надобен?
Тут мое место.
— Алевтина Саввишна. — К старостихе я обращалася вежливо, потому как ценила тетка Алевтина этакое обхождение. — А где Боряна…
Потому как дивно, что час минул, а не явилася старостина сестрица, чтоб за стол сести да видом своим аппетиту убавить. Она-то, сама тоща, ела мало, клевала по крошечке, да с видом этаким, что разом совестно становилося, что в тебя много лезет.
— Так бабка не написала? Сосватали ее!
От так новость! Чтоб Боряну да сосватали?! Да кто ж это такой сыскался? Ее ж норов не только в Барсуках ведають…
