Стивен Дональдсон - Зеркало ее сновидений
Прошел час, прежде чем она осознала, что никак не может успокоиться. Она была не из тех женщин, которые бесцельно бродят по комнатам, но сейчас вдруг обнаружила, что старательно вымеряет шагами ковры и каменные плиты пола – в ожидании Джерадина. Он посмел возразить Смотрителю. Териза понимала, что никогда еще не видела в нем такой силы. Но вернется ли он рассказать, что произошло дальше?
Он все-таки пришел. Перед полуденной трапезой Териза услышала стук в дверь. Открыв ее, она обнаружила в коридоре Джерадина.
Он выглядел, словно побитый мальчишка. Его глаза казались опухшими от слез, а выражение лица было таким несчастным, что ей захотелось обнять его.
Однако на это Териза не решилась. Жизнь, полная сдержанности, ничему ее не научила: она не знала, как успокаивать других. Но инстинктивно, не колеблясь, она положила свою руку на его и выдохнула:
– О, Джерадин, что случилось?
Он попытался собраться, но безуспешно.
– Тор увиделся с королем. Сын Домне смог добиться хотя бы этого. Я просто не позволял никому говорить мне «нет». Но король Джойс…
У него перехватило горло, слова застряли в нем, словно были слишком болезненными, чтобы выйти наружу. На мгновение его черты исказились. Он смущенно посмотрел на стражников, стоящих по бокам от двери.
– Пожалуйста, Териза. Я не могу говорить об этом в коридоре.
Ее сердце лихорадочно билось.
– Входи же, – пробормотала она. – Это глупо с моей стороны. Я не собиралась держать тебя здесь.
Продолжая удерживать Джерадина за руку, она ввела его в гостиную.
Если бы он не тратил столько сил на то, чтобы сдерживать себя, и если бы она не была столь скованной, они могли бы обняться. Но он выглядел таким далеким в своем горе… К тому же, ей пришлось отступить от него на шаг, чтобы закрыть дверь.
Когда она снова повернулась к нему, он стоял, прижимая локти к бокам, и его сжатые в кулаки были прижаты к груди.
– О, Джерадин, – пробормотала она, – Джерадин…
– Я не знаю, что происходит. – Его голос был хриплым, сдавленным, он словно бы выдавливал из себя слова. – Клянусь, я ничего не понимаю.
Увидеться с королем оказалось совсем не трудно. Для этого было нужно лишь проигнорировать стражников у двери, сказавших, что король занят. При данных обстоятельствах они не могли стать на пути Тора.
Король Джойс и Знаток Хэвелок играли в перескоки. Об этом ты, наверное, уже догадалась. Ибо что же еще, – сказал он кисло, – может занять его настолько, что у него не будет времени повидаться с человеком, который помог ему начать путь к трону короля Морданта? Но он, казалось, ничуть не удивился тому, что ему помешали. Когда я ворвался, он оставил игру, чтобы поприветствовать нас. И на лице у него при этом была его обычная улыбка – такая, что просто хочется лечь перед ним, чтобы он мог по тебе пройтись.
Когда он заметил, что Тор что-то принес, я пояснил, что это за сверток. И на мгновение мне показалось, что я поступил правильно. Хоть раз в жизни я наконец-то совершил правильный поступок.
Он, казалось, вспомнил о своей силе и вызвал ее из глубин души. Внезапно он стал выше, больше, глаза его загорелись гневом.
«Как это произошло?» – спросил он. Тор не мог отвечать, и потому ответил я: «Воплотимое. Какой-то странный волк». Надеясь, что поступаю правильно, я сказал: «Посмотрите на его лицо».
Король Джойс приподнял край савана.
Джерадин содрогнулся.
– Это было ужасно. Хотя выглядело бы куда хуже, если тело не было бы на морозе в течение всех тех десяти дней, что Тор находился в пути.
Когда король Джойс увидел это, он словно бы внутренне распрямился. Он принял тело из рук Тора. Затем обратил лицо к потолку, словно собираясь завыть. В его лице было столько боли и ярости, что, казалось, оно безмолвно кричало. Я думал, что наконец-то – наконец—то – он разгневался достаточно, чтобы решиться на что-то…
Но я ошибся.
Джерадин даже не пытался смягчить свою боль.
– Знаток Хэвелок выбрал именно этот момент, чтобы сказать: «Джойс, твой ход» – словно он не замечал ничего из происходящего в комнате.
И король Джойс сломался.
Его лицо скривилось, и он заплакал – тихо, почти беззвучно. «О, мой старый друг, – сказал он. – Прости меня. Прости меня». Затем опустился на колени, не в силах больше удерживать тело на весу, – Джерадин, рассказывая это, едва сдерживал плач, прижимая локти к животу, а сжатые кулаки – к груди, – и как можно осторожнее опустил сына Тора на пол. Какое-то время он стоял на коленях, склонившись над телом. Затем снова поднялся… – Джерадин сжал кулаки еще крепче, словно бы набираясь сил, чтобы договорить, – и вернулся обратно к игре.
Какое-то время Джерадин стоял неподвижно, пытаясь справиться со своими эмоциями, а Териза смотрела ему в лицо, страдала за него, за Тора и короля Джойса – и молчала.
– После этого, – продолжил Джерадин после тяжелого вздоха, – он уже ни на что не обращал внимания. Не отдал распоряжений насчет похорон. Не отвечал ни на какие вопросы. Может быть, он даже позабыл, что мы находимся здесь. Он наконец-то двинул одну из шашек. Насколько я мог видеть, этот ход укрепил позицию Хэвелока.
Все это время Тор не проронил ни слова. Он выглядел слишком ошеломленным, слишком глубоко погруженным в горе, чтобы хоть что-то сказать. Мне казалось даже, что он вот-вот потеряет сознание. Но ему удалось все же как-то взять себя в руки. «Мой сын – мертв, – сказал он, словно король почему-то не обратил на это внимания. – И это – лучшее, что ты можешь при этом делать?»
Король не отвечал. А Знаток Хэвелок сказал: «Когда будете уходить, закройте, пожалуйста, за собой дверь».
Джерадин снова вздрогнул.
– Затем Смотритель Леббик выпроводил нас оттуда. Двум его людям пришлось применить силу, чтобы увести Тора. Но я за это ему благодарен. Он оказал нам услугу, выдворяя нас.
Внезапно пригодник прижал кончики пальцев к глазам, стараясь избавиться от слез, боли и слабости. Когда он снова посмотрел на Теризу, его глаза были красными и растерянными. Уверенность покинула его. И сейчас еще больше, чем когда-либо, он производил впечатление молодого человека, сломленного подсознательным пониманием надвигающейся катастрофы.
– Смотритель Леббик был прав, – сказал он. – Было бы лучше, если бы Тор не виделся с ним. Я, похоже, только усугубил его горе.
– Мне очень жаль, – прошептала Териза, ненавидя себя за неспособность помочь ему залечить раны. Но она ничего не могла для него сделать, могла только повторить: – Мне очень жаль.
Позднее в этот же день, оставшись в своих комнатах одна, когда впереди было еще полвечера, а заниматься, кроме размышлений было нечем, Териза стояла возле окна и смотрела на дорогу. Показались еще какие-то всадники.
