David Eddings - Сияющая Цитадель
– Теовин и некий пьяница с сомнительной репутацией по имени Крегер. Крегер эозиец и, насколько я понимаю, и прежде имел дело с принцем Спархоком. Он знаком со всеми, кто входил в наше многочисленное сообщество, а потому из него вышел идеальный посланец – конечно, когда он бывает трезв.
– Да уж, это очень похоже на Крегера, – заметил Келтэн.
– Что именно Заласта посулил тебе, Колата? – спросил Оскайн.
– Власть, богатство – как обычно. Ты и сам министр, Оскайн. Ты знаешь правила игры и ставки, по которым мы играем. Мы все считали, что император только символическая фигура, что он легкомыслен и плохо осведомлен о том, что происходит на самом деле, – извините, ваше величество, но у нас сложилось именно такое мнение.
– Благодарю за комплимент, – ответил Сарабиан. – Именно этого я от вас и добивался. Что меня удивляет до сих пор – как вы могли не придать значения тому, что атаны верны мне лично. Неужели ни одному из вас это не пришло в голову?
– Мы недооценили вас, ваше величество. Нам казалось, что вы не в состоянии постигнуть все значение этого факта. Если б мы хоть на миг могли подумать, что вы понимаете, как много у вас на самом деле власти, – мы бы давно уже расправились с вами.
– Так я и думал. Именно поэтому я и притворялся простаком.
– Заласта говорил тебе, кто истинный вдохновитель этого заговора? – спросил Оскайн.
– Он утверждал, будто говорит от имени Киргона, – ответил Колата. – Мы, конечно, не принимали этого всерьез. Стирики странный народ. Они вечно стремятся уверить окружающих, будто представляют какую-то высшую силу, точно им не хочется самим нести ответственность за свои дела. Насколько мне известно, и идея, и воплощение заговора были делом рук Заласты.
– Думаю, пора нам выслушать и самого Заласту, – сказал Вэнион.
– Ты спрятал его в рукаве, Вэнион? – осведомилась Элана.
– В переносном смысле – да, ваше величество. Келтэн, почему бы тебе не отвести министра внутренних дел в его комнату? По-моему, он слегка утомился.
– У меня еще остались вопросы, лорд Вэнион, – возразил Оскайн.
– Мы добудем тебе все ответы на них, старина, – заверил его Итайн, – куда скорее и намного подробнее. Ты, Оскайн, слишком дотошен и неповоротлив. Это один из твоих недостатков. Мы просто слегка ускорим ход событий.
Вэнион подождал, пока Келтэн и Улаф не выведут Колату из комнаты.
– Мы уже в общих чертах говорили вам, что Ксанетия может узнать, что думают другие. Это не значит, что она способна уловить какие-то неясные чувства или настроения. Если она пожелает, то может повторить чужие мысли слово в слово. Большинство из вас, вероятно, усомнится в этом, так почему бы ей просто не показать нам, как это делается, чтобы не переливать из пустого в порожнее? Скажи нам, анара, что думает сейчас королева Элана.
– Как пожелаешь, лорд Вэнион, – отозвалась дэльфийка. – Ее величество сейчас весьма довольна происходящим, однако досадует на тебя за то, что ты помешал допросу. Далее, она рада тому, что император Сарабиан оказался способным учеником, полагая, что ныне вправе ожидать от него поступков здравых и действенных. Лелеет она также некие замыслы интимного свойства касательно своего супруга, ибо дела политические обыкновенно возбуждают и эту сторону ее натуры.
Элана вспыхнула до корней волос.
– Прекрати немедленно! – закричала она.
– Прошу прощения, ваше величество, – извинился Вэнион. – Последнего пассажа я не мог предвидеть. Ксанетия верно прочла твои мысли?
– Ты отлично знаешь, Вэнион, что на этот вопрос я не отвечу! – Лицо королевы все еще пылало.
– Но ты признаешь хотя бы, что она может проникнуть в чужие мысли?
– Я слыхал об этом даре, – задумчиво проговорил Сарабиан, – но полагал, что это тоже бредни из числа тех, которые рассказывают о дэльфах.
– Беллиом подтвердил, что это правда, ваше величество, – заверил его Спархок. – Ксанетия читает чужие мысли с той же легкостью, с какой вы – открытую книгу. Полагаю, что Заласту она прочла от корки до корки, и сможет рассказать нам все, что мы хотели бы о нем узнать. – Он взглянул на Ксанетию. – Не расскажешь ли ты нам вкратце о жизни Заласты, анара? Сефрения особенно опечалена тем, что вышло наружу в тронном зале. Если она узнает, что побудило Заласту стать предателем, быть может, ей будет легче принять то, что произошло.
– Я и сама могу говорить за себя, Спархок, – язвительно заметила Сефрения.
– Конечно, матушка. Я просто решил послужить вам посредником. Вам с Ксанетией трудно общаться напрямую.
– А в чем дело? – быстро спросил Сарабиан.
– Древняя вражда, ваше величество, – пояснила Ксанетия, – столь древняя, что никто из живущих ныне уже не помнит истинной ее причины.
– Я помню, – сквозь зубы процедила Сефрения, – и эта причина отнюдь не из древних.
– Возможно, однако внемли рассказу о Заласте, прочитанному в мыслях его, а затем уж суди сама, Сефрения из Илары.
Вернулись Келтэн и Улаф и тихонько заняли свои места.
– Заласта родился несколько столетий назад в стирикском селении Илара, что находилось в лесу близ города Каная, в Северном Астеле, – начала Ксанетия. – На седьмой год его жизни появилась на свет в том же селении та, которая ныне известна нам как Сефрения, одна из Тысячи Стирикума, наставница рыцарей Пандиона в тайнах Стирикума, член Королевского совета Элении и возлюбленная магистра Вэниона.
– Уже нет, – резко бросила Сефрения.
– Я говорю о чувствах, кои лорд Вэнион испытывает к тебе, Сефрения, – не о твоих. Семья Заласты дружила с родителями Сефрении, и согласились они меж собою, что когда Сефрения и Заласта достигнут надлежащего возраста, заключат они меж собою брак.
– Я совсем забыла об этом, – вырвалось у Сефрении. – Заласта всегда был мне другом – не более того.
– Поверь, однако, что для него сие стало средоточием всей его жизни. Когда пошел тебе девятый год, мать твоя понесла, и дитя, кое она произвела на свет, оказалось не кем иным, как Афраэлью, Богиней-Дитя, и в миг рождения ее все мечты и надежды Заласты обратились в прах, ибо жизнь твоя всецело принадлежала теперь твоей малой сестре. Гнев Заласты был беспределен, и скрылся он один в лесной чащобе, ибо самое лицо его выдавало его затаенные мысли. Много он странствовал, выискивая могущественнейших магов Стирикума, даже подвергая опасности душу свою, отверженных и проклятых. Искал он лишь одного – средства, коим человек смертный мог бы уничтожить бога; ибо отчаяние породило в нем непостижимую ненависть к Богине-Дитя, и неустанно искал он ее гибели.
