Владимир Лещенко - Девичьи игрушки
Вначале девушка оказалась в большом соборе, полном народа.
Собор был огромным – размером, пожалуй, больше Нотр-Дам де Пари, где она была два раза, и уж всяко побольше тех православных храмов, что ей приходилось видеть.
Да и убранство его было непохоже на православное, а вместо икон алтарь украшали безликие статуи – то ли святые, то ли боги неведомой веры.
Шла литургия на непонятном языке, и исполнял ее почему-то хор во фраках и бабочках.
Вдруг из царских врат вышел человек в облачении, затканном золотом и усыпанном сплошь драгоценными камнями – что-то среднее между индийским раджой и католическим епископом.
– Варя, Варя, – заспешил к ней «архиерей», и голос его показался ей странно знакомым, – какое счастье! Я так рад видеть вас! То, что свершилось, – это и ваша заслуга, вы так нам помогли!
Все собравшиеся стали аплодировать, и непонятно откуда взявшийся оркестр исполнил туш…
Ничего не понимающую девушку взяли под руки и повели расписываться в книге почетных гостей…
Озерская проснулась.
Саднила рана – видать, неловко легла во сне.
Оглянулась.
Вадим сидел у окошка, за которым занимался рассвет, и курил.
Услышав шорох за спиной, повернулся.
– Спи, все нормально, – бросил он.
Варя вновь закрыла глаза.
Докурив почти до фильтра, сыщик потушил окурок о шероховатую серую столешницу, пересчитал сигареты в пачке – их оставалось ровно пять, печально хмыкнул и вновь вернулся к раздумьям.
Спать не тянуло – нескольких часов сна ему оказалось довольно.
И ситуация, в которой они оказались, его, правду сказать, угнетала.
Не то чтобы трупы тяготили его совесть…
Но теперь, похоже, положение его стало совершенно тупиковым. Ясно, что противостоят ему не сектанты со съехавшей крышей, а люди хитрые, умные и достаточно сильные. Вряд ли уничтоженные им бандиты – это единственный и последний боевой резерв неведомого врага, о котором, кстати, он до сих пор не имеет представления.
Значит, и по долгу службы, и просто ради спасения себя и Вари, ему придется рассказать все начальству. При этом именно все – и про схватку в доме, и про бой на лесной дороге, и про тетрадь, и, возможно, про то, как она попала к девушке. И про незаконный автомат, хотя тут можно что-то соврать.
Но как ловко и быстро эти люди их нашли! Может, он не убил Хромого, просто ему сгоряча показалось? Нет, людей со сломанной шеей он видел достаточно…
Да, мент, начал ты поздно, но хорошо – пять трупов за сутки! Хотя до дюжины Борисыча тебе расти и расти.
Стоп!
Как он мог это упустить?!
Тот бандит-сектант, прежде чем умереть, назвал его именно «ментом». И до того тоже… «Мента валите!».
Как же он не обратил на это внимания?!
Вадим еле удержался, чтоб не ударить себя по лбу. Ох, действительно одна извилина, и та от фуражки! А еще потомственный интеллигент! Хотя понятно – его столько раз за время службы клиенты называли ментом, прибавляя еще самые разные эпитеты, что подобные высказывания уже не задерживались в памяти.
Но все равно – как же он упустил?
Получается, подручные этой непонятной «экселенции» знали, кто он такой! Но откуда? Точнее, от кого?
У них свои люди в местном ОВД? Такое по нынешним временам вполне возможно. Но он же не успел никого предупредить о своем приезде, да и командировка была почти незаконной!
Или доброхоты из МУРа послали телекс в область, мол, приедет наш человек, подстрахуйте и помогите? Вряд ли, не в обычаях Серебровского помогать строптивым подчиненным.
А может, урки обозвали его так тоже по привычке? Для них каждый смелый противник – обязательно мент. Ибо кто еще способен противостоять оголтелым и наглым преступникам? Нет, не надо себя успокаивать.
Но кто вообще знал про его командировку? Генерал, начальник отдела, секретарша… Ну и его подчиненные.
И тут майора вдруг озарило.
И в самом деле, как молния вспыхнула.
Он вдруг понял, кто именно лучше всего подходит на роль осведомителя. И не только осведомителя…
В предрассветных сумерках к покинутому селищу вышел крупный матерый волк.
Принюхался, втягивая знакомый запах двуногих.
Но хотя и был голоден, не решился попробовать поохотиться – инстинкт подсказывал зверю, что в брошенном жилье сейчас обретается не жертва, а охотник – не чета даже ему…
Глава 15
КУЛАШНОМУ БОЙЦУ
В-да, зима 1758 г.
– Не время предаваться неге, барон! – вскричал Иван, вламываясь в восточный кабинет. – Дело еще не завершено!
Пристав, вальяжно расположившийся в мягком кресле у восьмиугольного столика с курильницей, очумело уставился на поэта. Мундштук кальяна выпал из его рта.
– Господин копиист? – отвечал как-то заторможенно. – А вы что здесь делаете?
Боже мой, да он, никак, запамятовал, что с ними произошло и где они находятся.
Барков старался не смотреть на Брюнету, при его появлении резво вскочившую с канапе и теперь стоявшую с бледным лицом и нервно кусавшую губы.
– Как его привести в чувство? – спросил у вошедшего вслед за ним в комнату фельдмаршала.
– Ну это мы мигом, – осклабился тот.
Подошел к столику и склонился над кувшином с вином. Понюхал и брезгливо покачал головой.
– Мосельское… Кислятина! Мошет случиться несварение шелудка… Впрочем, вы парни молодые, сдоровые, авось и пронесет… Тьфу, то есть, наоборот, не пронесет…
Достал из кармана толстый кожаный кисет, развязал и запустил в него тонкие, побитые коричневыми старческими точками пальцы. Подцепив порцию некоего коричневатого порошка, поглядел – достаточно ли, также понюхал и высыпал в кувшин. Там что-то забурлило, зашипело. Выплеснулась пена, будто от пива или шампанского.
Старик удовлетворенно кивнул и наполнил два хрустальных кубка, стоявших здесь же. Один подал Ивану, а второй попробовал всучить офицеру, но пристав явно был не в себе и не смог удержать сосуд, едва не расплескав содержимое. Граф тихонько выругался и, словно маленького ребенка, принялся поить барона.
Поэт некоторое время колебался: пить или не пить. В принципе ежели бы фельдмаршал хотел его отправить к праотцам, то мог бы это сделать уже давно. Ведь Иван полностью в его руках и воле. Но все же глотать невесть что не хотелось.
Напиток не пах никак. Вернее, пах, как и положено доброму мозельскому вину. Виноградной лозой, взращенной на берегах бурного Рейна. В столице пробовать такое Ивану приходилось нечасто. Дорого и не забирает. Чтоб напиться, надобно кувшина три-четыре опорожнить, да и то не всегда подействует. Пустая трата денег. Но иногда за обедом у Михаилы Васильевича Ломоносова его потчевали стаканчиком-другим. Академик кисленькое вино уважал еще со времен своей бурной студенческой юности, проведенной в Германии.
