Елена Смирнова - Лунный путь
И снова грустный вздох. Ну не могла же моя сила вот просто так взять и уйти, не попрощавшись. Значит, что-то заставило ее уйти. Быть может, это было мое желание. Быть может, чье-то другое.
Но, так или иначе, силы больше нет, и памяти тоже. Что ж… я снова сгребла амулеты в ящик и выдвинула следующий, мигом наткнувшись на плотную папку. Заинтересовавшись, я достала ее. Положила на стол, открыла.
В папке лежали рисунки, сделанные грифельным карандашом. Неужели я умела рисовать? Умею… довольно неплохо, надо сказать.
Рисунки были разные. Пейзажи, животные, какие-то интерьеры… но больше всего рисунков было с оружием и людьми. Однако, видимо, в последний раз рисовала я довольно давно, потому что папка успела покрытья вполне ощутимым слоем пыли, несмотря на то, что лежала в ящике.
Я убрала папку тоже на место. Эти места, как и эти лица, ничего мне не скажут. Да, они кажутся мне знакомыми, но я все-таки не могу вспомнить, откуда знаю их. Однако… я хотя бы узнала, что люблю холодное оружие. Вряд ли я бы стала рисовать его, испытывая неприязнь.
Я резко, одним движением, поднялась и подошла к окну. Бросила взгляд на открывающийся вид: ухоженный сад, ограда поместья, а за ней… поля, уходящие вдаль — туда, где виднелись крыши деревеньки. Я сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь.
Должна. Я должна вспомнить себя ту, прежнюю, чтобы из души ушла эта необъяснимая пустота. Словно раньше было что-то, но ушло. Растворилось в этой странной, звенящей пустоте.
Должна. И я хочу стать собой. Не только из-за себя, но и потому, что уже сейчас не могу смотреть на выражение глаз Алемида. Что же будет потом?..
Я оторвалась от окна и разжала руку. На ладони медленно таяли четыре полумесяца от врезавшихся в кожу ногтей.
* * *Алемид вышел на веранду дома и сразу же увидел свою сестру. Девушка стояла к нему спиной и даже не обернулась. Не услышала.
Парень почувствовал, что в горле у него стоит ком. Та девушка, что стояла сейчас около колонны и смотрела на ярко полыхающий закат, не была похожа на его сестру. Пускай последние четыре года Каиса и редко улыбалась, она никогда не была такой, какой ходила вот уже почти месяц. Она никогда не была равнодушной ко всему, что ее окружало. Внешне равнодушной, конечно. Алемид прекрасно видел и чувствовал, как она пытается что-то вспомнить о себе. Он видел это по глазам, которые не умели лгать.
И если бы был какой-то способ вернуть ей память, Алемид бы отдал за это все, что угодно. Он беззвучно выдохнул, глядя на длинное шелковое платье сестры. Она редко раньше носила такую одежду, теперь же ходила в ней постоянно. Редко улыбалась, почти ни с кем не разговаривала. Девушка почти полностью ушла в себя, чего почти никогда не случалось раньше.
А еще она теперь много рисовала, хотя перестала заниматься этим четыре года назад.
Так же бесшумно, как и вышел, Алемид вновь вернулся в дом.
Мой брат думал, что его не слышно. Я и не стала его разубеждать, просто не желая сейчас ни с кем разговаривать. Я стояла и смотрела на пылающий пламенем закат. Думала. Дело в том, что я приняла одно решение, которое пока никому не хотела говорить. Думаю, в таком случае я бы уж точно не смогла сделать то, что задумала. Не позволили бы.
Я отбросила с лица прядь. Лето уже заканчивается, и воздух к вечеру наполнился прохладой и влагой. Но закат… он пылал победным знаменем, обещая, что завтрашний день будет жарким.
Да, пожалуй, так оно и будет. Я криво усмехнулась. Завтра… завтра я попытаюсь найти себя заново. Посмотрим, что из этого получится.
Посмотрим…
Как всегда, Каиса отказалась пойти со всеми на прием, устраиваемый другом ее отца. Впрочем, она отказывалась и до потери памяти, так что ничего удивительного в этом не было.
Правда, весь день, с самого утра она была похожа скорее на ту, к которой все привыкли. И хотя родители были рады тому, что она хоть немного оживилась, Алемиду это не понравилось. Он смутно чувствовал — что-то должно произойти. Недаром все-таки близнецам дана одна душа на двоих.
И именно поэтому он не пробыл на приеме и до полуночи. Чувствуя что-то, маг помчался домой, едва не загнав бедного коня. О магии он вспомнил лишь на пороге дома.
В комнате Каисы не горел свет, он увидел это, еще подъезжая.
Чепуха, такого просто не могло быть. Возможно, конечно, она просто пошла погулять, но вряд ли. Вихрем промчавшись по дому, парень ворвался в комнату сестры, надеясь, что она будет там.
Пусто.
Застеленная кровать, аккуратно прибранный стол. Странно, но на нем сейчас не было папки, в которой Каиса хранила рисунки. Но папка в последнее время всегда лежала на столе, Алемид прекрасно это знал.
Он щелкнул пальцами, и с кончиков ногтей в воздух взвился небольшой сгусток света. В комнате сразу же стало гораздо светлее, и парень мигом заметил белеющий на столешнице лист бумаги. Алемид схватил его, развернул, вчитался. Почерк был явно Каисы.
«Мама, папа, Асвилера, Алемид!
Я устала от пустых попыток обрести себя прежнюю, находясь в четырех стенах. Прекрасно понимаю, что это ни к чему не приведет. Но я знаю, что та девушка, которой я была раньше, любила путешествия.
Я сама знаю и чувствую это. Дорога зовет меня, и я не могу противиться этому зову, потому что это означало бы, что я противлюсь самой себе. Поэтому я уезжаю. Быть может, я обрету себя, побывав в тех местах, где была раньше. Говорят, что это правда помогает.
Прошу — не ищите меня. Все равно не найдете, потому что я взяла с собой один весьма сильный талисман. Да и потом… я хочу разобраться во всем сама.
Я вернусь. Обязательно. В любом случае ждите меня с весной. И если за это время я не возвращу свою память — значит, просто не судьба.
Но я вернусь».
Заканчивалось письмо размашистой, летящей личной подписью. Алемид устало выдохнул и едва не скомкал письмо. Что ж…
Он улыбнулся, глядя на единственный рисунок, оставленный Каисой на столе.
На нем убегала, извиваясь, словно лента, дорога. Прямо к горизонту.
Эпилог
Я сидела в седле, встречая холодный осенний рассвет, и куталась в тонкую куртку. Поместье осталось далеко за спиной, впереди мягко вилась дорога, а над лесом вдалеке вставало солнце. Медленно, неуверенно, словно бы боясь, золотой диск выплывал из-за верхушек темных сосен, и теплые лучи освещали умытый росой мир. Надрывались, стремясь перекричать друг друга птицы, а я сидела на коне посреди дороги и улыбалась. Конь, которого звали Мракобес, нетерпеливо дрожал, стремясь хотя бы пойти, но я твердо держала поводья.
