Сергей Волков - Великое Лихо. Слуги Карающего Огня
— Но наш поход!.. — Зугур снова вскочил и заходил вдоль небольшого стола: — Вчетвером мы еще могли что-то содеять, а втроем-то точно не дойдем!
Шык хряпнул кулаком по столу:
— Зугур! Остынь, избу сожжешь! Это не беда, что Фарн остается, Ладин дар всегда неожиданно случается, чего уж тут. Помниться мне — Хорс про ТРЕХ людей говорил, а против воли богов идти негоже. Тут даже и не против богов — против Судьбины ты хочешь сладить. Это ж не Хорс, вещий Белун сказал трое! Значит трое. И все, закончим и об этом, давайте на боковую, мне завтра с ранья отлучиться надо будет. Луня, Зугур, займитесь припасами, одежой, лызунки подберите. Ну, покой-сон вам, други!
Луня, лежа под теплым одеялом из овчины, слушал завывание ветра за дверью, и все никак не мог взять в толк — как и когда статная Нежа успела окрутить молчуна Фарна? Где — это понятно, в кузне. Нежа, по старой памяти, всегда возле ковалей, она им заместо мамки — и харчи сгоношит, и постирает, и подмогнет, когда надо, а то и сама за молот-кувок возмется. Но времени-то прошло — всего ничего!
«А Руну ты и вовсе два раза всего зрил, однако ж до сих пор помнишь!», — укорил Луня сам себя. Да, прав волхв — Ладин дар всегда неждан и всегда сладок… С этими мыслями в голове и ликом Руны перед глазами Луня и уснул.
* * *Наутро Шык быстро собрался, взял еды, оделся потеплее, сказал Луне и Зугуру, что вернется дня через три, и ушел куда-то на полночь, оставив побратимов в полном неведении. Фарн с самого утра пропадал в кузне, где уже стал своим, уважаемым и опытным мастером, к слову которого прислушивались, а к делу — приглядывались остальные ковали.
Оставшись вдвоем, Зугур и Луня отправились махать мечами и упражняться в других ратных делах. Так прошел день, а вечером Фарн не пришел ночевать осталься у Нежи. Луня днем слышал от ребятишек, что вож благословил нового члена рода, а Совет нарек Фарна родским именем Могун, что значит «Умеющий, Могущий, Умелый»…
Прошло три дня, но Шык так и не объявился. Наступил праздник Свида, и Луня с Зугуром, встав пораньше, одев самую нарядную одежу, начистив оружие, пошли на вечевую поляну посреди селения, у колодца — на людей посмотреть, может, и себя показать.
Рассвело. Посреди поляны полыхал огромный костер, почти что пожар, вкруг него молодые роды, парни и девушки, вели хоровод, пели веселые песни, призывая Лялю скорее прийти, одолеть студеного Зюзю. Вокруг бегали ребятишки, а старики и бабки, стоя в сторонке, прихлопывали в ладоши, улыбались, глядя на нарядную молодежь.
Всю ночь накануне хозяйки, не смыкая глаз, пекли блинцы, замесив жидкое тесто из муки, молока и яиц. Каждый блинец — Яров лик, съешь его сам станешь, как Яр, снега вокруг себя растапливать будешь, Ляле помогать.
Вот вышел на вечевую поляну вож, в шкуре медведя-Влеса, с Посохом рода в руках. Все затихли, обратили свои взоры к вожу, а он, трижды ударив Посохом о земь, громко крикнул:
— Радуйтесь, роды, ибо конец холодной зиме наступает! Идет, идет из-за полуденных лесов девица-красавица, Весна-Лялица! Скоро уже растают снега, уймуться злые ветры, сгинут трескуны-морозы! Скоро весна-красна придет! Веселитесь, роды, и радуйтесь!
Вокруг загомонили, ребятишки закричали, помчались к большим столам на краю поляны, где стояли блюда, на которых горами возвышались укрытые овчинами, чтоб не остыли раньше времени, румяные маслянистые блинцы.
Неожиданно серую пелену обычных для сеченя облаков разорвал ветер, проглянуло солнце, яркое, веселое и круглое, словно небесный блинец. Все прищурились, заискрился снег, голубые тени залегли между сугробами.
— Добрый знак! То добрый знак! — заговорили в толпе. Люди, прикрывась ладошками, смотрели на синий-синий разрыв в облачном одеяли, посреди которого сиял Яров лик, улыбались, хлопали друг-друга по плечам:
— Ну, коли Яр за нас, теперь-то сдюжим, теперь-то осилим ворогов и домой вернемся, на старых землях сядем!
Лишь два человека во всей веселой, праздничной толпе стояли особняком — Зугур и Луня. Никто не подходил к ним, никто не поздравлял, не желал благ и здравия. Стена, невидимая стена отделяла побратимов, и Луня от этого было очень горько.
Вон Фарн, тащит вместе с другими ковалями соломенное чучело-куколь Зюзи, словно он каждый год так делал! Вот куколь подожгли, все пляшут вокруг, жалейники щеки раздувают, трещат трещетки, парни за девками гоняются, снегом пятнают друг дружку. А он, Луня, стоит, по привычке увешанный оружием, один одинешенек, это среди своих-то, а что ж на чужбине будет? И неожиданно Луне подумалось — эх, скорей бы в дорогу! Там-то его никто не будет считать трусом, который хочет улизнуть, оставляя родную землю без защиты!
То, что и Луня, и Зугур явились на Свид оружные, их самих никак не заботило, привыкли, но люди вокруг косились — с чего это чужак да волхов ученыш на праздник с мечами да луками явились? Они б еще брони одели, нечестивцы!
— Эй, Лунька! Журавель! Чего меч-то нацепил, али с Зюзей биться собрался? — под громкий хохот крикнул кто-то из толпы, и сразу полетели подначки со всех сторон:
— Да там у него не меч — хворостина! Ха-ха-ха! А чо, для Зюзи в самый раз, он же из соломы! Лунька, а может ты Зюзю, как того лиха, топором будешь убивать? Ха-ха-ха!
Луня сперва вскинулся было, сжались кулаки, а губы уже приоткрылись, готовые выпустить на морозный воздух обидные слова, но Луня вовремя вспомнил — слово не кукша, вылетит — не вернешь, и промолчал. И тут неожиданно с другого конца вечевой поляны крикнул воевода Скол, стоявший там в окружении дружинников:
— А давайте-ка проверим, роды, чего там у Журавеля в ножнах! А заодно и в саде, и за опояской! Давайте войские тяжи устроим!
— Давайте, давайте тяжи! — закричали все вокруг. Отроки, что должны были стать дружинниками в Руев день этой весной, а пока присматривались к войскому делу, мигом притащили шиты с мишениями, поставили их за полсотни шагов от костра, на краю поляны.
— Ну, Луня, дострелишь из лука до сих отметин? А друг твой? Он лук-то в руках держал? — с насмешкой спросил воевода, и вокруг вновь захохотали. Луня молчал, с каменным лицом стоя подле Зугура, который уже начал скрипеть зубами от гнева — над ними смеялись, их не считали за мужчин, требуя показать, прилюдно, что они хоть что-то могут.
— Сейчас я ему покажу! — прошипел вагас, делая шаг вперед, но тут заговорил вож:
— Негоже, Скол, лишь двоих на тяжи вызывать. Пускай и наши молодцы покажут, на что способны — и мечно, и копейно, и лучно, и еще как кто умеет! Тому, кто всех одолеет, жалую светную гривну! Эй, отроки, а ну, тащи оружее!
