Павел Корнев - Мор
– А что так?
– А надо.
Кучер больше вопросов задавать не стал и укатил, а я постоял на улице, потом накинул на голову капюшон и зашагал к винной лавке. Спустился в узкий подвальчик, вдоль дальней стены которого были выложены на бок бочки с ввернутыми кранами, и требовательно постучал по прилавку ребром серебряной монеты.
– Чего вам, господин хороший? – встрепенулся дремавший прямо тут же на тюфяке продавец. – Какого вина изволите?
– «Рубин Заката» в бутылях есть?
– А то! – задрав вязаную кофту, парень почесал пузо и зевнул: – Возьмете?
– А получше что-нибудь?
– Куда уж лучше? – удивился продавец. – Полгроша за бутыль с обменной тарой!
– Недешево, – согласился я. – И часто берут?
– Берут иногда…
– А сегодня?
– А вам-то чего? – насторожился парень. – Странные вопросы вы задаете, господин хороший! Покупать-то будете чего?
– Да мне, милейший, дюже охота знать, какая такая сволочь к моей дражайшей супруге сегодня наведывалась, – крутя меж пальцев серебряную монету, пояснил я. – Поможешь?
– Да не помню, честно говоря… – замялся продавец.
Я позволил грошу выскользнуть из руки, тот прокатился по прилавку и зазвенел на каменном полу по ту сторону решетки.
– А ты подумай.
– Не, ну продал сегодня бутылку, было дело, – вновь почесался парень и как бы между делом наступил на монету.
– А не господин ли Бергис из соседнего дома покупателем был?
– Какой! – махнул рукой заметно повеселевший продавец. – Господину Бергису мы вино на заказ возим. А этого хмыря никогда раньше не видел. Здоровый такой, морда поперек себя шире. Вы, если его найдете, на скандал не нарывайтесь. Такой узлом завяжет и не поморщится.
– Вот как? – вздохнул я. – А одет был как?
– Да разве упомнишь? – пожал плечами парень. – Постоянно ведь – то один, то другой.
– И все же?
– В плаще был. Сером вроде.
– Да по такой погоде все через одного в серых плащах ходят! – возмутился я.
– Ну извиняйте! – развел руками парень. – Не знаю ничего больше.
– Бестолочь! – разыграв разочарование, выругался я, поднялся по лестнице на улицу и поежился из-за летевшего прямо в лицо снега. Из-за снега и не только.
Решили со мной в игры поиграть? Ну-ну. Поиграем.
Вернувшись в квартиру, я проигнорировал вопросительные взгляды жандармов и уселся на кровать рядом с мертвецом. Витаутас походил-походил вокруг, а когда Лазас спустился встретить доктора, не выдержал и взмолился:
– Господин Март! Ну надо же посмотреть, что внутри. Сил ведь нету никаких терпеть!
– Хочешь – смотри, – поморщился я.
– Можно?! – обрадовался парень.
– Давай, – разрешил я.
Тянис немедленно переставил шкатулку на тумбочку, опустился на одно колено и вытащил нож.
– Ты что делаешь, стервец?! – взъярился вернувшийся в комнату Юозас, но парень уже надавил и раздался щелчок сломанного замка.
– Ай! – тут же вскрикнул Витаутас. – Здесь игла выскочила!
Меня с кровати будто подбросило.
– Оцарапался?!
Но паренек ничего не ответил – без сознания он повалился на пол, и даже лекарь не смог ему помочь. Витаутас Тянис умер, а шкатулка… шкатулка оказалась пуста.
Оставшиеся до полнолуния дни я безвылазно просидел у себя на квартире. Ел, спал, читал и думал. Думал, думал, думал. А когда от нехватки информации начинала пухнуть голова, вновь принимался шуршать страницами толстенных томов из монастырской библиотеки.
В дверь постучали под вечер, когда на небо уже начал взбираться серебристый диск полной луны. Я впустил в квартиру Юозаса Лазаса и снял с вешалки плащ.
– Вызывали? – уточнил жандарм.
– Да. Сегодня будем брать.
– Вдвоем? – охнул бугай.
– Сам справлюсь, – усмехнулся я, прицепил на ремень чехол с ножом, сунул в карман наполненную песком кожаную дубинку и с дорожной сумкой в руке вернулся в прихожую. – Ты меня, главное, в башню ратуши проведи.
– Зачем?
– Сам увидишь.
Мы вышли на улицу и зашагали по будто бы вымершему городу. Напротив здания тайной жандармерии горели фонари, но дальше сгущались вечерние потемки. Обыватели предпочли запереться в домах задолго до наступления сумерек, и теперь мы клацали башмаками по заледеневшей мостовой в гордом одиночестве. Жандарма это пугало, меня – нет. Скорее забавляло.
Темно, темно, темно.
Темно, хоть глаз выколи. Нигде ни огонька, ни светлого пятна.
Осенние вечера самые темные. Когда выпадет снег, все переменится, и ночи сразу станут светлее, а пока ничего не разглядеть и на расстоянии вытянутой руки.
Но вот над крышами домов замаячил прибитый к небу грош, и улицы залило его призрачное сияние. Потемки сразу отступили, и мы ускорили шаг.
Скоро. Уже совсем скоро.
В последние два дня заметно похолодало, и хоть с неба перестал лить опостылевший дождь, подбитые гвоздями подошвы то и дело проскальзывали на стылых лужах и обледенелых булыжниках мостовой. Но не беда, идти тут всего ничего. Громада высоченной башни вздымалась уже совсем рядом. С нее весь город как на ладони.
Как на ладони – да, только попробуй еще туда попади! Сторож забаррикадировался внутри, и жандарму понадобилось никак не меньше десяти минут, чтобы матюгами и угрозами заставить перепуганного старика отпереть дверь и впустить нас в ратушу. Потом мы гулкими коридорами прошли ко входу в башню и начали долгое восхождение наверх.
Лестница вилась вдоль каменных стен и терялась где-то в темной выси, а стоило глянуть вниз, и от вида заволокшей колодец непроглядной тьмы по спине бежали мурашки. И чем дальше – тем хуже. Ограждений нет; шагни в сторону, оступись – и рухнешь прямиком в Бездну. Жутко. Жутко, но и притягательно.
Давай! – принялись нашептывать свившиеся в ядовитый клубок бесы. – Это же так легко! Просто посмотри вниз! Посмотри!
Но я лишь стиснул зубы и продолжал подниматься вслед за тяжело отдувавшимся Юозасом. Жандарм подсвечивал себе взятым у сторожа фонарем и шел впритирку со стеной, держась как можно дальше от края лестницы.
– И зачем нам только туда лезть? – пробурчал он.
– С башни весь город виден, – ответил я, радуясь возможности поговорить и хоть немного заглушить увещевания бесов. – Сразу наших мертвецов углядим.
