Ули Драфтер - Принимающий дары
— Не бойся, — он отрывается от моей раны, прижимая к себе, — страх не так хорош на вкус. Послушай вот что — мы с тобой немного нарушим правила: я дам тебе завершить процесс, но ты должен довериться мне, — затем улыбается, обнажив окровавленный металл зубов, — и никому об этом не говорить.
Моя неопределенность принимается как согласие, потому Высший слегка отстраняется, но только чтобы избавить меня от еще одной вставки и снова соединяет наши тела. Теперь действия кажутся менее болезненными, более растянутыми и бережными. Касания к моему телу больше похожи на ласку и скоро эти ощущения перекрывают все остальные, заставляют замереть на пике полной отчужденности от всего. Тело даже мало реагирует на сильную боль разрываемой плоти, на жесткие пальцы, сдавившие грудь, разрывая и отрывая мясо от кости, сдирающие кожу. Почти не ощутимы острые зубы, вгрызающиеся в окровавленное тело. Только судорога экстаза заставляет дрожать.
— Кажется, мы немного перестарались, малыш, — слышу, стараясь соотнести сказанное с моими ощущениями. Тело закаменело и неспособно воспринять информацию от рецепторов. И я понимаю почему: вся грудная клетка разорвана до костей, частично выпотрошена, началось омертвение, которое скоро перейдет соме.
— Ничего, не беспокойся, — видя мое непонимание, говорит Высший, — продолжим иначе.
За его перевоплощением следует мое. Природа вычислителей — суть чистой энергии, сконцентрированной вокруг небольшого магнита — реликта. Его сердцевину в форме короткой пики я вижу сквозь сгусток разрядов. Металл моего тела является проводником, поэтому я вполне подхожу его спектральному излучению для взаимодействия. Но только не он для меня. Это взаимодействие будет разрушающим для моей сомы.
— Гибкое, пластичное тело, раскаленный металл и плазма, — отзывается его голос в моем сознании, — как же мне это нравится, — он слегка придал очертание своему энергетическому сгустку, протянув в моем направлении мерцающее щупальце. От легчайшего прикосновения я чувствую, как мое тело сводит спазм, многократно усиленный раскаленным металлом. На поверхности он начинает крошиться и осыпаться, — жаль, ты не выдержишь долго, Алури, — доносится до меня через пелену агонии, — но быть осторожным я уже не обещаю.
Второе щупальце смыкается на моей ноге. Сознание не тонет в волнах боли только потому, что Высший поддерживает меня, не давая истощиться. Однако в конце все же отпускает в благодатную тьму.
Часть 83. Неизвестный
Прихожу в себя уже сам, понимая, что нахожусь на ложе. Несколько безликих трудятся над рваной раной в моей груди. Руки и ноги по-прежнему распяты в стороны. Видя мое пробуждение, один из них подходит, неся в руках контейнер. Резерв. Вероятно, его распорядился дать мне Куратор. Либо же это плата за нарушение правил моего предыдущего контактора.
Сигнал «Принять» приходит, как только контейнер поставлен у моей правой руки. Я на короткое мгновение снимаю оболочку, впитывая энергию резерва. По возвращении в нее вижу, как рана быстро заживает. Сразу после восстановления, безликие ослабляют цепи и, подняв меня, проводят ту же процедуру, что и прежде. Возвращенные на место вставки снова вызывают режущую боль, а зажимы на груди еще и неприятные воспоминания. Оставленный один я чувствую, что истощен, несмотря на пополненный резерв.
Следующего вошедшего встречаю уже без сопротивления, смятый и раздавленный, не в силах пытаться отстоять свое тело. Положенная на голову рука теперь воспринимается не как издевка, а вожделенный момент ласки, такой желанной и недостижимой. Я не сопротивляясь, отвечаю на легкие касания, стараясь более полно ощутить их, тянусь к теплым ладоням, прикрыв глаза. Мне все равно кто передо мной, главное уловить хоть пару мгновений блаженной нежности.
— Посмотри на меня, — я не смотрю, делаю отрицательный жест. Не могу заставить себя еще и так засвидетельствовать свое предательство, свою слабость и ничтожность.
Но пришедший и не настаивает. Только такие же ласковые ладони проходят по плечам и спине, ненавязчиво и легко укладывают на ложе. Ноги, прежде согнутые в коленах, выпрямлены. Но неожиданным становится щелчок на ошейнике, означающий, что я от него избавлен. Зажимы, вставки, все это поочередно и бережно извлечено.
— Открой глаза, — тот же спокойный голос и жалость в нем. Но я не могу. Теперь, когда со мной так осторожны, я не хочу отдать себя еще больше, отказываю в этой просьбе. Тот отстраняется. Я уже готов получить наказание за свой отказ, но его не следует. Наоборот, продолжается та же нежная прелюдия, что была прежде. Неожиданно, горячие губы приникают к моим, держат в своих объятиях, просят ответа, я сам того не понимая, сначала отвечаю, но помнясь, отвожу голову в сторону. Снова не злости, не желания настоять. Нет боли, только тепло и невероятное блаженство. Руки закрепляют эти ощущения, касаясь тела так непревзойденно легко и выверено. От этой легкости я чувствую влагу в уголках глаз, уже почти не сдерживаю ее поток.
Последним оказывается легкий поцелуй посередине лба и слова: «Держись, все это только испытание. Мы еще встретимся».
Когда шаги удаляются, я от неожиданности такого исхода открываю глаза. Но вижу только исчезающие во тьме проема фигуру в светлом и светлые, почти белые волосы. Я не знаю, кто это был.
Часть 84. Без кода
— Алури, Уровни тебя побери, поднимайся! — такое знакомое обращение, такое привычное презрение в голосе. Как я этому рад, как готов дать себя бить и унижать, лишь бы именно Варду.
Я открываю глаза, вырываясь из забытья. Все та же темная комната, свечи погасли, сплавились, испарились от перевоплощения Высших. Но остальное цело и как будто обновлено, очищено. Но только не я. Цепей на руках нет, как и ужасных скоб.
Я встаю, почти сметая Варда, склоненного надо мной. Вцепляюсь в одежду лекаря.
— Алури…
— Избавь меня от этого проклятого кода, избавь! — кричу в его лицо, которое впервые вижу таким испуганным, — давай же! — добавляю силы своей оболочке, встряхиваю его, так, что тот едва не падает. Опоминаясь, сдавливает мои запястья на себе с силой своей сомы, ломает кисти, только мне это не важно, я кричу, но не песнь боли, а мольбу избавить от проклятия наслаждения. Умоляю обречь на страдания, только в общество одного единственного Патрона.
— Успокойся, — жестко говорит седовласый лекарь, — я все сделаю после окончания собрания. А сейчас веди себя достойно.
Это остужает, гасит панику. Я опускаюсь на ложе, только теперь понимая, что укрыт легкой вуалью, неизвестным образом оказавшейся вместо покрывала на мне.
