Ольга Макарова - Осколки чего-то красивого
— …Я ухожу завтра, — сообщил он Ле'Рою, глядя прямо в душу светлыми неземными глазами. И при этом говорил он так легко и весело, будто не о смерти шла речь. — Приходи проводить меня. Весь наш институт придет посмотреть, как меня заберет к себе Небо.
— Приду, — пообещал Ле'Рой, положив руку Инвиру на плечо, и даже постарался улыбнуться… это было непросто.
Последний вечер Инвира был пронизан светлой грустью. Он читал стихи, наигрывал баллады на гитаре и обещал присматривать за друзьями в свете звезд.
И, когда с Неба спустился Луч и стал поднимать поэта в высь, он начал читать свой последний стих о том, что смерти нет.
После люди говорили, что Инвир, может быть, единственный, кто ушел из жизни правильно. После его смерти никто не бился в истерике, не заливался слезами — всем было на душе светло и тихо. Будто он действительно где-то рядом.
"У меня так не получится," — покачал головой Ле'Рой, понимая, что не смог бы уйти вот так, оставив после себя радость, а не горе…
Он слишком насмотрелся за свою жизнь, как уходят другие. Кто орал и корчился в Луче, кто терял сознание, кто изо всех сил рвался назад — все, почти все вели себя, как трусы перед лицом смерти. И только Инвир ушел легко и радостно. Не потому, что он не любил жить, а потому, что не боялся смерти…
Ле'Рой поэтом не был, но встретить смерть достойно — это и не-поэт может. И Ле'Рой просто стоял, молча, и смотрел, как удаляется земля под ногами, а потом все меркнет в белом свете… Он так и не придумал, что сделать, чтобы люди не умирали…
Только Ле'Рой успел пожалеть об этом, как белый свет схлынул — и он обнаружил, что стоит на небольшой площади перед фонтаном, над которой сияют нездешние звезды и пять лунных серпиков. И его встречают! К нему бегут и заключают его в объятья.
— Инвир, Рич, Ден, Артенмагель!!! — не верил своим глазам Ле'Рой… и тут… — Мириам!!!
"Ребята, ребята, это что, загробный мир???" — "Нет, дурачок, это взрослый мир!"
…Все, здесь были все, кого он похоронил. Даже родители! Правда, им было уже далеко не 18… вот так, добро пожаловать во взрослый мир, Ле'Рой…
…Счастье — это тоже шок. От него Ле'Рой не мог опомниться месяц. Потом немножко остыл, и к нему вернулась способность логически мыслить.
…Во взрослом мире тоже были дети. Они здесь родились и никогда не знали машин-нянек — только добрые материнские руки. Вообще, машины здесь были, но совсем не такие, как ТАМ. Те придумывал кто-то, близкий по разуму к Богу, а эти — просто люди.
И большинство людей этого "Взрослого мира" здесь и выросли. Выходцев из "Детства" здесь было раз, два и обчелся.
"Это самая большая загадка, Ле'Рой. Тот мир кто-то придумал — не иначе. Оттуда приходят гении. Только те, кого там звали Потрошителями Библиотек. Остальные исчезают куда-то.
Вряд ли кто-то скажет тебе больше, Ле'Рой…"
Загадка… Да, Потрошителям здесь скучать не придется.
Работать. Любить. Вместе с Мириам ждать, когда придет Оши… Вот оно счастье, наверное…
Когда Ле'Рою исполнилось 20 лет, он написал в дневнике: "…Говорят, взрослые умирают тоже. Не так, как мы в "Детстве", а по-другому совсем. И все в разное время. Но я почему-то уверен, что за этим Небом есть еще одно. Еще один мир с чужими звездами, где меня будут ждать все, кто уйдет раньше. Я не боюсь смерти. Потому что ее нет…
И еще… что если Оши придумает, чтобы люди не умирали, и закроет для нас "Детство"?.."
(9 сентября 2003 г)
408. 11 сентября 2003 г —Ведьмак
— Я научу тебя не одной хитрости, мальчик, — говорило из-под грязных спутанных косм существо, бывшее раньше грозой магического мира, ведьмой из ведьм… — Я научу…
— А что возьмешь взамен? — бойко спросил Риккен, пытаясь унять охватившую его дрожь.
— Ничего. Ничего, сынок, не возьму. Довольно будет того, что не умрет со мной моя сила.
— Сила… — Риккен нервно сглотнул.
— Сила. Власть. Я отдам их тебе и научу, что с ними делать.
— Учи! — горячо потребовал Риккен…
…Получив колдовскую силу, Риккен ничего особенного не почувствовал. Правда, обнаружил, что звери в лесу от него шарахаются. Даже волки: рычат, зубами лязгают, а бегут все равно.
— Я обещала научить тебя, что делать с твоей силой, — сказала ведьма однажды, когда Риккену надоело упиваться полученной властью и распугивать волков, которых он раньше всегда боялся… — Ты решил стать ведьмаком, чтобы завоевать девичье сердце, так?
— Так, — кивнул Риккен, но не было в этом кивке ученического послушания: наоборот, он тотчас вскинул голову, рассыпав по плечам кудри; и глаза сверкнули недобро. "Зло нашло лазейку в гордое сердце," — подумала ведьма, а вслух лишь спросила:
— Как ее зовут?
— Мильде, — ответил он коротко и резко. — Ее сердце принадлежит Мастеру Времени, а я ей что пустое место! Я чужак, южанин, приехавший на Север… — Риккен оборвал начавшийся было рассказ и почти крикнул: — Он ее не стоит! Да он перед ней что граненая стекляшке перед бриллиантом!!!
— Верно, мальчик, — согласилась ведьма, — а сейчас остынь и подумай… нет ли у нее вещи, что подарил ей этот парень? Такой вещи, с которой она не расстается ни днем, ни ночью?
Риккен задумался, рыская по закоулкам памяти, как голодный зверь… и вспомнил…
Не так давно Мастер Времени, прежде чем отправиться с караваном в Земли Славы, подарил Мильде простой серебряный браслетик, но в него было заключено настоящее чудо: маленький механизм, с цифрами и стрелками. Он питался светом солнца и луны и спокойно тикал, отмеряя шажки времени."…Когда мне не спится, я слушаю, как мои часы тикают, и засыпаю сладко-сладко…" — вспомнилась Риккену случайно оброненная Мильде фраза…
— Верно, мальчик, — прервала его размышления ведьма. А теперь я скажу тебе, что есть вещи и Вещи. Вещь можно ценить выше драгоценных камней, выше золота, выше мифрила. Пусть она сделана даже из розовой медяшки, инкрустированной граненым стеклом… К дареной вещи относишься так же, как к тому, кто ее подарил… Я научу тебя, что делать…
…Риккен давно уже ходил по лесу по-хозяйски. Его не просто не решались трогать лесные обитатели — они даже замолкали при его приближении и нетерпеливо ждали, пока он скроется из виду. Тогда по цепочке птичьих голосов во все стороны разносилась весть: "Ведьмак! Ведьмак идет!"
…Мильде сидела на краю обрыва, белёсого в пушистых плетях ковыля. Далеко внизу начинались молодые хвойные леса, которым еще много веков подрастать, чтобы выращивать на ветвях добрые мечи…
