Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга первая)
– А как нам еще называть сыновей? Так, как это принято у поклонников Корана? – старик усмехнулся. – О звезда, мы как будто нарочно вздумали все делать наоборот… Верующие в Аллаха считают собак и свиней нечистыми животными, а мы провозгласили их чистейшими! И что грязного может быть в кабане, который постоянно совершает омовение? Вот откуда эти имена.
– Значит, в моем войске будут гиены и водяные крысы, шакалы и поросята, псы и буйволы… – Джейран вздохнула. – О дядюшка, откуда в них эта страсть к войне? Кто научил их желать сражений? Зачем им это?
– Им тесно тут, о звезда, – тоже вздохнув, отвечал Хашим. – Они как набухшие зерна, и ростки задыхаются в жестких оболочках… Они молились тебе, о звезда, чтобы ты открыла им пути и дала им предводителя. И ты услышала их молитвы, ты пришла… Что же еще они могли ответить тебе?
– Куда же мне вести их, о дядюшка?
– Туда, где они одержат победы.
Джейран задумалась. Где бы могло одержать победы босоногое воинство, не имеющее мечей и коней, вооруженное острогами, плывущее на лодках?
– Я не так представлял себе звезду, что по приказу своего господина спустилась к людям, – вдруг заметил Хашим. – Несомненно, что ты думаешь сейчас так: на какие победы способны люди, не державшие в руках меча и не облаченные в железо? И ты полагаешь, что даже такая предводительница, как живая звезда, не приведет их ни к чему хорошему.
– Да, именно так я полагаю, – набравшись мужества, сказала Джейран. – И раз я – звезда, то подумай сам, о дядюшка: разве дело звезд водить в набеги воинов? Дело звезд – смотреть на их набеги сверху и предвещать победу или поражение!
Тут Хашим рассмеялся беззвучным смехом.
– О звезда, сперва я, глядя на знаки, украшающие твою щеку, взволновался. Я подумал: вот пришло истинное бедствие для нашего племени, которое возьмет наших детей, и кинет их в сражение, и погубит, и вернется на небо, чтобы продолжить там свой путь. Ведь такие случаи бывали, о госпожа…
– А теперь, о дядюшка?
– Теперь я вижу, что ты будешь беречь детей.
Джейран задумалась.
– Почему ты хочешь, чтобы я увела их от озер и островов, о дядюшка?
– А почему ты решила, что я хочу этого, о звезда?
– Я вижу это, о дядюшка, – твердо сказала Джейран.
– Им здесь не место. Они горят жаждой сражений, и они погубят здесь свое пламя впустую, и я слишком люблю их, чтобы допустить это… Много лет назад тоже собрались пылкие юноши, которым было тесно в их становищах, и у них объявился предводитель, назвавший себя пророком Аллаха, и ты знаешь, о звезда, что из этого получилось. Ислам распространился по многим странам и по всем семи климатам.
Джейран усмехнулась. Ей только пророков шайтана и недоставало во всех ее бедствиях.
Но начертал калам, как судил Аллах. Ей не оставалось иного пути из озерного края, кроме как возглавить босоногое воинство, чтобы оно на своих черных лодочках-матаурах вывезло ее отсюда в земли, где живут правоверные, а дальше будет видно. И, хотя эти юноши будут жаждать сражений, какое-то время они, сопровождая свою Шайтан-звезду, никому не позволят обидеть ее.
А куда же направится их драгоценная Шайтан-звезда, лишившись всего и имея лишь воспоминания о былой любви и прошедших безмятежных днях?
Дойдя в мыслях своих до любви к хозяину хаммама, Джейран сразу же вспомнила, на какую глупость подвигла ее любовь и что произошло дальше из-за той глупости. Вспомнила она и о том, что Аллах не только лишил ее благ, но кое-что и дал. И называлось его даяние – долг. Если аль-Кассар, не исполнив слова, покарал себя столь жестоко, то ведь и она дала слово помочь женщине, которая по ее милости попала в беду. И пусть та красавица – заносчивая гордячка, слово остается словом. И Аллах ведает это, и он дал Джейран возможность сдержать слово, а она, неразумная, лишь сейчас поняла это!
– Скажи, о дядюшка, сразу ли мы должны выступать в поход и ввязываться в сражения? Или же у нас есть время, чтобы поучить наших людей хотя бы искусству конной езды? – спросила она.
– Чем больше я узнаю тебя, о звезда, тем больше верю, что ты приведешь нас к победам, – сказал Хашим. – Дети умеют седлать и взнуздывать коней. Мы ведь не только буйволов держим, у наших братьев, которые живут на других озерах, есть кони, и мальчики учатся езде. И если ты, о звезда, не весь век провела на небе, то должна знать, как трудно удержать мальчика от того, чтобы он не забрался на спину чужого коня и не поскакал куда глаза глядят. Даже если бы на все озера была лишь одна лошадь, мальчики все равно научились бы ездить на ней.
Джейран негромко рассмеялась.
– Я хочу, чтобы ты поехал с нами, о дядюшка. Мне не обойтись без твоих советов.
Хашим помолчал.
– Я думал, что свои последние годы проведу в тишине и покое, о звезда, врачуя свои хворобы. Но решение принадлежит тебе.
Было в его словах некое скрытое лукавство – и Джейран вдруг поняла, насколько Хашиму хочется, чтобы молодые воины и Шайтан-звезда взяли его, старого и дряхлого, с собой.
– Да, решение принадлежит мне, – подтвердила девушка.
Видимо, Хашим сообразил, что его старческое кокетство разгадано. И улыбнулся.
– Ты уже решила, куда поведешь нас? – напрямик спросил он.
– Я выбираю наилучший путь, – отвечала Джейран. – И я сообщу свое решение, когда мы выберемся отсюда.
Выбраться удалось через два дня.
За это время собралось все то войско, что озерные жители посылали под ее предводительством завоевывать мир. Женщины изготовили для Джейран по ее указаниям одежду, в которой ей было бы удобно ехать. Джейран не обладала таким воображением, чтобы придумать невиданный наряд. Она знала, как одеваются кочевники и что носят горожане, так что ее новый наряд сильно смахивал на одежду ремесленника средней руки. В день отплытия она облачилась в шаровары, мягкую рубаху, поверх нее – в нечто вроде фарджии с нашивками чуть пониже плеч и с короткими рукавами, а пояс ей принес Хашим, и это был пояс, достойный царских телохранителей, из толстой кожи, сплошь покрытый железными бляшками. Обувь же она оставила свою, хоть и разбитую, потому что озерные жители ходили босиком все, включая бывшего горожанина Хашима.
И странное дело свершилось, когда она затянула тяжелый пояс, и ощутила тяжесть железа, и высоко подняла голову, подражая тому начальнику городской стражи, которого не раз и не два видела проходящим во главе своих людей мимо хаммама. Она поняла, что это и есть ее подлинный наряд, а шелковые лохмотья шафраново-апельсинного цвета, которые так недавно казались ей платьем, достойным харима повелителя правоверных, достойны лишь того, чтобы мыть ими полы в хаммаме.
Но со своими лохмотьями она еще встретилась.
