Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая
— Меня, ясное дело, на пир не позвали, я и решил подглядеть в щёлочку. Не видел же пиров-то!
— Очень интересно, и где ж та щёлочка? — усмехнулся бывший Кот.
— В доске, а ты думал где? — отбился Стефан.
— Так ты ж говоришь, что в чуланы снесли спящих дружинников. Да и трупы бояр тоже.
— Мне Мишна показала тайный лаз.
— Ага. Всё ясно. Скрытая дверь в девичью.
— Нет-нет! — замахал руками юноша. — Это для того, чтоб, в крайнем случае, бежать из княжеского крыла! Если, к примеру, выход на двор будет перекрыт!
— Да ты не переживай, всё правильно. Такие ходы есть во всех княжеских теремах, царских дворцах и императорских палатах, — засмеялся Коттин. — Ещё и подземные ходы роют. За ограду.
— А кто про них знает? Князь?
— И княгини. Воевода. Дворецкий. Начальница над дворовыми девушками — это уж всегда. Да, всегда. Пойдём, поглядим, что там. Надо бы князя по пути перехватить, потому что дворцовый переворот не каждый день случается.
Стефан слушал, ужасался — вот тебе и город!
Стефан крался за старшим братом, правда, названным — Коттин шёл во тьме уверенно, будто бывал тут много раз. Вот поварня — в ней тихо и темно, повара, жившие при ней, разбежались, увидев, что вместо пира, где рекой льётся вино и медовуха — полилась кровь. Вот майдан — ни одного огонька, темно — хоть глаз выколи.
Осторожно ступая, обходя лужи, один раз наступив на чьё-то тело (Коттин сразу же отскочил, обошёл его по окружности) странники достигли входа во дворец.
— Давай-ка, веди меня в тот чулан — может быть, что-нибудь вызнаем! Вдруг заговорщики в гриднице?
Дверь была не заперта, возле лестницы никого — как и при входе в помещение, где квартировали дружинники. Коттин с братцем, придерживая карманы — чтобы ничего ни звякнуло, тихо, стараясь не скрипеть ступенями лестницы, поднялись на второй поверх. Широкий коридор был тёмен — дворовые девушки заперлись по комнатам, задув свечи, дрожали под одеялами. Их напугала старая Хава — сказала, что ночью будут ловить оборотня, как бы страшный зверь не уволок их в лес — насильничать, конечно.
На цыпочках, продвигаясь вдоль стен, Коттин уловил тихий разговор, остановился. Стефан, сделав шаг, уткнулся в плечо древнего странника, замер. Услышал тоже, стал напряжённо вслушиваться.
— Хава, ты точно знаешь, что бояр убили?
— Точно, говорю тебе! Спрячься пока. Хоть в подвал. Есть у тебя во дворце свои люди?
— Что происходит — в город проникли враги?
— Может и враги, Мишна. А, может, драка за престол. Нам то, что до того — нам надо просто выжить.
— Хава, заклинаю тебя! Ты Стефана не видела?
— А, вот в чём дело! Что, уже всё случилось? Что молчишь? Ну-ка, от лица руки отними!
— Стыдно-то как! Без свадьбы, без закона…
— Брось, девочка моя! Не переживай! Мы, иудеи, когда-то дали мораль всем народам. На основе этой морали они создали свои законы. Для себя. Для нас эти законы не обязательны. Для нас главное — выживание. Где те римляне, где ассирийцы? Песок времени затянул их империи. А мы — живы, и переживём все народы.
— Хава, когда я рожу — кем будет считаться ребёнок? Я-то по маме хазарская еврейка, по отцу нормандка. А у Стефана — мать чудь, отец — гот.
— Родишь девочку — будет считаться еврейкой.
— А мальчика?
— Если правильно воспитаешь сына и он примет нашу веру — станет иудеем, — хитро улыбнулась старуха.
Стефан увидел, как Коттин почесал затылок и нахмурился. Он долго молчал, потом проворчал:
— Вот оно как! От ствола их морали выросли могучие ветви — христианство, ислам. А нас боги уже не слышат.
Бывший Кот решительно толкнул дверь в комнату, где жила Хава с молодой девушкой.
— Что я тут слышу? — спросил Коттин.
— Так, не подслушивай, и ничего не услышишь, — спокойно ответила Хава, заслонив Мишну.
— Ах, всё-то ты мораль читаешь, — обиделся Коттин. — Не бойся, она из моей команды.
— Ну, из твоей, так из твоей, — притворно вздохнула Хава. — Считай так, если тебе удобнее.
— Мишна, ты что — уже того?
— Чего того? А, ты об этом! Это, господин Коттин, женские дела. А что? Он — потомок королей. Неплохой расклад.
— Так ведь, … ладно, делай, что хочешь! — махнул рукой древний странник. — Только я хочу предупредить: сейчас тут неспокойно — поберегитесь.
— Да уж постараемся. Хава, так вообще рабыня. Хуже не будет.
— Есть рабы и рабы, — проворчал Коттин. — Бежали бы лучше к старику Никону. Стефан расскажет, как добраться!
— Господин, мы останемся в городе. В случае чего — переберёмся в слободы. Переждём беспорядки. А где светлый князь?
— Хотел бы я сам это знать! Значит, остаёшься? — Коттин опять влез в мешок, на этот раз на пару секунд. Тускло блеснул металл. Странник вынул из ножен старинный кинжал — он засиял багдадской сталью — острый, драгоценный.
— Ваше огниво, — улыбнулась Мишна, подавая Коттину его вещицу.
— Возьми кинжал, может быть, пригодится. Потом, когда мы вернёмся, отдашь, — равнодушно промолвил Коттин.
Мишна взяла кинжал, и, не зная, куда его спрятать, стала вертеть драгоценное оружие в руках. Коттин несколько мгновений смотрел на Мишну, потом вынул из-за пазухи кожаный ремень, с дырками, прожжёнными раскалённым шилом, с оловянной пряжкой в виде свастики — символа небес. Мишна, нисколько не смутившись, задрала платье, надела ремень на голое тело, прицепив кинжал на спине.
Стефан неловко подошёл к девушке, обнял её. Постояв пару секунд, стыдясь при всех поцеловать Мишну, шепнул ей:
— Ты это… жди меня. Я приду. Обязательно. Если сильно задержусь — назови сына…
— Сына назову Иваном. А девочку — Марией. Или Елизаветой.
Стефан долго смотрел на девушку, махнул рукой.
— Где, говоришь, тут дверь в гридницу? — спросил Коттин старуху, не считая нужным подставлять молодых.
— Какая дверь? — Хава смотрела наивно, простодушно.
— Слушай, — страшно прошипел в лицо старухи древний оборотень, — ты понимаешь, сколько веков я топчу землю?
— Извини меня, мудрый, — побледнела Хава. — В предпоследнем чулане слева по коридору. За вешалкой. Надо поднять доски снизу.
— Ну, прощайте! — Коттин дёрнул Стефана, потянул за собой. — Мы пошли. Что с подземным ходом?
— Завален землёй… в двух местах. Летом расчищать будем, — шепнула старуха.
— Бесхозяйственность, — проворчал Коттин, исчезая во тьме коридора. Остановился, спросил самого себя, — Это как в двух? Как узнали?
Наступила тишина. Только трещал огонь свечи, чуявший присутствие странного существа.
— А ты умница! — наконец, сказала старуха Мишне. — Наши имена-то, старинные! Запомнила! Спасибо!
Раздался женский крик, переходящий в визг.
