Валерий Иващенко - Золотой Лис. 1-2 часть
— А что, и в самом деле довольно миленько, как говаривала одна моя знакомая, — улыбнулся он.
Пальцы его осторожно нащупали под складкой плаща маленький деревянный шпенёчек, которые народ эльфов предпочитал вместо пуговиц, и высвободили его из петельки. Всё равно чуть более плечистый Ридд не пользовался той застёжкой. Но вот само дерево… ого — горная вишня!
Обалдеть, Ридд! Ты настоящий волшебник, — зачарованно шепнула дриада, когда в пальцах парня крохотная щепочка выросла, удлинилась и в конце концов обратилась в небольшую ветвь. А после вдумчивого изучения заинтересовавшейся такой забавой феечки на вишнёвой ветке проклюнулись нежные, ещё чуть клейкие листики.
А затем полыхнули неистовой белой кипенью соцветий.
В небольшую изящную вазочку парень плеснул немного воды из фляги и установил это чарующее любое сердце украшение. А покрытый благородной патиной бронзовый светильник хоть и не стал заправлять маслом (ввиду отсутствия такового), но помудрил чуток и повесил на кончике маленький светящийся огонёк. Даже чуть ещё постарался над ним, чтоб он еле заметно подрагивал словно живое пламя настоящей свечи.
Феечка уже вовсю лакомилась пыльцой и нектаром из цветков вишни, порхала там со своим ведёрком, словно диковинная светящаяся пчела. А Ридд обвёл глазами залу библиотеки и улыбнулся.
— Вот теперь порядок?
В самом деле, как мало, чтобы заброшенное подземное помещение вдруг обрело уютный вид! Убрать мусор и дохнуть живым теплом — а главное, вернуть обоюдную необходимость помещения и заглянувших сюда живых… Ридд устало прошёл под стену, почти в угол. Слепо потыкался там восприятием и наконец улёгся на то же самое место, с которого ещё не так давно безуспешно пытался подняться, сбитый с ног могучим ударом когтистой лапы.
Погасли огни драконьих светильников, уловив невысказанную волю человека. Заснул огонёк на столе, обратившись в едва тлеющую искорку. И даже изрядно воспрявшая духом цветочная феечка доверчиво села на ладонь, под сомкнувшиеся над нею пальцы. Темнота воцарилась почти полная. Почти как тогда… нехорошее воспоминание разом обернуло парня и взволновало сердце.
Но уже мягко мерцала высоко, почти под сводом, обложка одной-единственной книги. Словно сердце, пульсировала еле заметным сиянием — и звала, звала к себе.
"Малышка, найди её и приметь!" — уловившая эту мысль феечка нетерпеливо зашевелилась в ладони, щекоча кожу. И Ридд разжал пальцы, чтобы сейчас почти погасшая малышка взвилась мотыльком наверх и прижалась всем тельцем к так просящейся в хоть чьи-то ладони книге…
Уже просияли вновь светильники, радостно запорхала над своей вишней феечка, а огонёк светильника рядом воссиял ровным светом. А спустившийся с верхней галереи Ридд поглаживал ладоньями непримечательный с виду томик размера in-quarto, всё не решаясь раскрыть его. Он даже сел в кресло, подстелив под себя свёрнутый в несколько раз плащ. Ладони ещё не чародея, но уже не просто человека убрали следы с позеленевшей от времени бронзовой застёжки, сделали почти как новенький переплёт из кожи — а вот решимости что-то не прибавлялось.
Нескоро парень со стукнувшим вдруг сердцем отщёлкнул вычурную бронзовую пряжку. Книга с усталым вздохом словно расслабилась в ладонях, уже готовая раскрыть дерзкому хомо все свои тайны. Но прежде чем открыть уже воспарившую над страницами обложку, Ридд вздохнул судорожно и распустил ворот рубахи, словно тот душил его. Ещё бы — пляшущие на переплёте огненные письмена, кривляющиеся и мельтешащие, вдруг сами собою сложились в странно знакомые руны: "Кнiга пророчеств i тайнъ".
И вот, наконец, свершилось! Дрожащая ладонь впервые за долгие века раскрыла наугад древний том, нетерпеливый взгляд зашарил по неспешно проступившим строкам. А искусанные и потрескавшиеся от усталости губы медленно выдохнули странные и невозможные здесь слова.
— Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость…
Глава 17. Вьюга
— Матушка, вы не находите, что вокруг нас последнее время происходит какая-то нездоровая суета?
Барон Шарто оторвался от созерцания зацепившейся за мачту уснувшего на реке корабля Соль, отчего та казалась словно насаженной на кол, и повернулся в глубину будуара матери. Всё та же чуть непривычная мужскому взгляду обстановка, шелка-гобелены, рюшечки-подушечки и прочие излишества. Те же самые, терпкие и чуть будоражащие ароматы трав, которые изящно оттенял запах неизменной лавандовой воды.
— Именно так, сын мой — но вот источник и направление этих трепыханий мне положительно неизвестны.
Уставшая за день баронесса мерно покачивалась в своём полюбившемся кресле, и не стоило особо приглядываться, чтобы заметить — мысли почтенной женщины витали сейчас где-то очень далеко. Она не шевельнулась даже, когда её сын почти бесшумно пересёк укрытое пушистым ковром свободное пространство и подошёл к столику. Еле слышно звякнули чарки, когда горлышко кувшина осчастливило их своим мимолётным прикосновением — а из него пролился драгоценный сок мускатного винограда.
Как и было сказано — белого и с южных холмов…
— А не может ли быть, что мы в чём-то ошибаемся или же наоборот, перестарались?
Баронесса улыбнулась одними лишь глазами, когда её брошенный чуть искоса, взгляд с хитринкой и нежностью оказался обращён на сына. Она приняла в ладонь маленькую ёмкость. Несколько мгновений женщина грела в руках серебро, чтобы сильнее пошёл из него аромат вина, и лишь потом мелко, по-птичьи пригубила.
— Когда мальчишка-сорванец в ветренную погоду бросает камень в окно зажиточного горожанина, он придаёт рукой направление и скорость… так вот, сын мой, поздно что-то менять. Камень уже вылетел из нашей руки, и теперь остаётся лишь уповать, что вся траектория продумана и рассчитана верно.
Барон медленно и задумчиво покивал, а затем залпом залил в себя содержимое чарки. Опомнился, взглянул в свою ладонь и скривился на миг — что за гадость? — а потом с лёгким стуком вернул серебряную, больше похожую на напёрсток ёмкость на столик.
— Либо попадём в окно, либо… в крайнем случае, всегда можно отступить — но, другого шанса уже не представится, — голос барона стал глуше, интимнее. — Я почти раскрыл свои намерения перед знатными родами соседей. Одни поддержат меня в открытую, другие склонны выждать решительных ходов с моей стороны.
