Сабаа Тахир - Уголек в пепле
Я снял мечи со стены. Подумав о том, сколько жизней я ими вчера отнял, захотел выбросить их в дюны, не важно, телуманские они или нет. Но я привык носить их за спиной и без оружия чувствовал себя раздетым.
Когда я вышел из казармы, солнце светило вовсю, такое бесчувственное в синем безоблачном небе. Его свет и чистый теплый воздух казались кощунством, когда десятки молодых парней лежали в гробах холодными, ожидая погребения.
Утренние барабаны рокотали торжественно и скорбно. Я услышал, как начали выкрикивать имена погибших. Каждое имя вызывало в мыслях образ — лицо, голос, фигуру, — пока не возникло ощущение, будто мои погибшие товарищи поднялись вокруг меня словно призраки.
Сирил Антониус. Сайлас Эбуриан. Тристас Эквитиус. Деметриус Галериус. Эннис Мидэлус. Дэриэн Титиус. Леандр Виссан.
Барабанный бой не смолкал. Семьи уже должны были забрать тела. В Блэклифе не было своего кладбища. Среди этих стен единственное, что говорило о гибели парней, — это пустота там, где они проходили, и молчание там, где звучали их голоса.
Во дворе часовни кадеты тренировались на палках делать выпады и парировать удары под присмотром центуриона. Я мог бы догадаться, что Комендант не отменит занятия даже ради того, чтобы почтить память нескольких десятков курсантов.
Когда я проходил мимо, центурион кивнул мне. Я смутился тому, что он не испытывал отвращения. Разве он не знал, что я — убийца? Разве он не видел вчерашний бой? «Как ты можешь не обращать на это внимания? — Мне хотелось кричать. — Как можешь притворяться, что ничего не случилось?»
Я направился к утесам, рассчитывая найти Элен внизу, в дюнах, где мы всегда оплакивали наших мертвых. По пути мне встретились Фарис и Декс. Без Тристаса, Деметриуса и Леандра они выглядели непривычно, будто животное, лишившееся ног.
Я думал, что они пройдут мимо. Или набросятся на меня с кулаками за то, что дал приказ, уничтоживший их души. Но они остановились предо мной, тихие, подавленные, с такими же, как у меня, красными глазами. Декс не переставая потирал шею, кружа большим пальцем по татуировке Блэклифа.
— Я все вижу их лица, — сказал он. — Слышу их голоса.
Мы еще долго стояли и молчали. Но это было эгоистично с моей стороны — разделять такое горе с кем-то, находить облегчение в том, что они чувствуют такую же ненависть к себе, как и я. Я виновен в том, что их мучают кошмары.
— Вы исполняли приказ, — сказал я. По крайней мере, это бремя я мог взять на себя. — Приказ, который отдал я. Их смерть не на вашей совести. Только на моей.
Я встретился взглядом с Фарисом. Казалось, что от того большого веселого парня, каким он прежде был, осталась только тень.
— Они сейчас свободны, — сказал он, — свободны от Пророков, от Блэклифа. Не то что мы.
Когда Фарис и Декс пошли дальше, я спустился в пустыню, где в тени скал, скрестив ноги и закопавшись по щиколотку в горячий песок, сидела Элен. Ветер трепал ее волосы, в которых отражались бело-золотые волны дюн, освещенные солнцем. Я подошел к ней осторожно, словно к строптивой лошади.
— Тебе не обязательно красться как кошка, — заметила она, когда до нее оставалось несколько футов. — Я не вооружена.
Я присел рядом с ней.
— Как ты?
— Жива.
— Прости, Элен. Я знаю, ты не сможешь меня простить, но…
— Перестань. У нас не было выбора, Элиас. Если бы я одержала верх, то сделала бы то же самое, что и ты. Я убила Сирила. Убила Сайласа и Лириса. Я чуть не убила Декса, но он отступил, и я не смогла найти его снова. — Ее серебряное лицо, точно высеченное из мрамора, не выражало ни единой эмоции. Кто этот человек? — Если бы мы отказались драться, наши друзья погибли бы. Что нам было делать?
— Я убил Деметриуса, — я искал в ее лице гнев. Она и Деметриус сильно сблизились после смерти его брата. Она одна знала, что и когда сказать ему, как утешить. — И… и… Леандра.
— Ты сделал то, что должен был. Так же, как и я сделала то, что должна. Как и Фарис, и Декс, и все остальные, кто выжил.
— Я знаю, что они делали то, что должны, но они подчинялись моему приказу. А я должен был найти в себе силы не отдавать его.
— Ты бы погиб, Элиас. — Она не смотрела на меня. Она так сильно старалась убедить себя, что все нормально, что все это было необходимостью. — Твои люди погибли бы.
— Пророки сказали, битва закончится, когда ты будешь повержен или победишь лидера противника. Если бы я захотел умереть первым, Тристас был бы жив. И Леандр. И Деметриус. Все они, Элен. Зак понял это — он попросил Маркуса убить его. Я должен был сделать то же самое. И тебя назвали бы Императрицей…
— Или Маркуса — Императором, а меня бы его… его рабыней…
— Мы велели нашим людям убивать! — Почему она не понимала? Почему не желала взглянуть правде в лицо? — Мы дали им такой приказ. Мы следовали ему сами. Это непростительно.
— А ты думал, что должно произойти? — Элен поднялась на ноги, и я тоже встал. — Ты думал, что Испытания будут легкими? Неужели ты не знал, что так оно и будет? Они заставили нас оживить свои самые глубокие страхи. Они натравили на нас всякую нечисть, которой вообще не должно существовать. Они поставили нас друг против друга. Сила рук, ума и сердца. Ты удивлен? Ты — наивен, вот что. Ты — дурак.
— Эл, я не знаю, о чем ты говоришь. Я чуть не убил тебя…
— Слава небесам за это! — Она стояла передо мной, так близко, что пряди длинных волос, развеваясь, касались моего лица. — Ты отбивался. После стольких поражений во время учебных боев я сомневалась, что ты сможешь. Я так боялась. Я думала, что ты погибнешь там…
— Ты больна, — я отвернулся от нее. — Неужели тебе ничуть не жаль? Неужели ты не испытываешь раскаяния? Наши друзья убиты.
— Они были солдатами, — произнесла Элен. — Солдатами Империи, которые погибли в бою, погибли с честью. Я чествую их. Я скорблю по ним. Но я не жалею о том, что сделала. Я сделала это ради Империи. Я сделала это ради моих людей. — Она начала ходить туда-сюда. — Ты не понимаешь, Элиас? Испытания значительнее, чем ты или я, значительнее, чем наша вина, наш стыд. Мы — ответ на вопрос, который тревожит всех уже пятьсот лет: кто возглавит Империю, когда падет династия Таиуса? Кто возглавит полумиллионную мощную армию? Кто будет управлять судьбами сорока миллионов душ?
— А что насчет наших судеб? Наших душ?
— Они забрали наши души давным-давно, Элиас.
— Нет, Эл. — Я снова слышал слова Лайи, в которые хотелось верить. В которые мне необходимо было верить: «У тебя есть душа. Не позволяй им отнять ее у тебя». — Ты ошибаешься. Я никогда не смогу исправить то, что сделал вчера, но когда настанет Четвертое Испытание, я не буду…