Анджей Сапковский - Меч Предназначения
– Да спятил-то, кажись, ты, Геральт. Тебе что, жизнь не мила? Какие еще дела?
– Не твоего ума… Я еду в Цинтру.
– В Цинтру? Нет уже Цинтры.
– Ты что это?
– Нет, говорю, Цинтры. Есть пепелище и куча камней. Нильфгаардцы…
– Слезай, Лютик.
– Что?
– Слезай! – Ведьмак резко обернулся. Трубадур взглянул ему в лицо и мигом слетел на землю, отступил на шаг, споткнулся.
Геральт слез медленно. Перекинул поводья через голову кобылы, минуту стоял в нерешительности, потом вытер лицо, не снимая перчатки. Присел на край ямы, оставшейся от вывороченного куста свидины с кроваво-красными плодами.
– Иди сюда, Лютик, – сказал он. – Садись и рассказывай, что с Цинтрой. Все.
Поэт сел.
– Нильфгаардцы вошли туда через перевал, – начал он после недолгого молчания. – Тысячи. Окружили армию Цинтры в долине Марнадаль. Разгорелся бой, длившийся целый день от зари до ночи. Люди из Цинтры яростно сопротивлялись, но их наполовину перебили. Король погиб, и тогда их королева…
– Калантэ.
– Да. Не допустила паники, не позволила оставшимся разбежаться, собрала вокруг себя и знамени, кого только смогла, они прорвались сквозь кольцо, выбрались за реку к городу. Кто сумел.
– А Калантэ?
– С горсткой рыцарей защищала переправу, прикрывала отступление. Говорили, билась, как мужчина, кидалась, словно сумасшедшая, в самый водоворот. Ее искололи пиками, когда она мчалась на нильфгаардскую пехоту. Тяжелораненую, вывезли в город. Что в манерке, Геральт?
– Водка. Хочешь?
– Пожалуй.
– Продолжай, Лютик. Говори все.
– Город в принципе не защищался, осады не было, уж некому было стоять на стенах. Остатки рыцарей с семьями, вельможи и королева… забаррикадировались во дворце. Нильфгаардцы взяли дворец с ходу, их маги в пыль раскрошили ворота и часть стены. Не поддавался только донжон, видимо, был сильными чародеями заговорен, потому что сопротивлялся нильфгаардской магии. И все же через четыре дня нильфгаардцы ворвались в покои. Но не застали никого живого. Никого. Женщины убили детей, мужчины убили женщин и кинулись на мечи либо… Что с тобой, Геральт?
– Продолжай, Лютик.
– Либо… как Калантэ… Головой вниз с балкона, с самого верха. Говорят, просила, чтобы ее… Никто не хотел. Тогда она доползла до балкона и… головой вниз. Рассказывают, с ее телом делали ужасные вещи. Не хочу об этом… Что с тобой, Геральт?
– Ничего, Лютик… В Цинтре была… девочка. Внучка Калантэ, лет десяти-одиннадцати. Ее звали Цири. О ней слышал что-нибудь?
– Нет. Но в городе и дворце была жуткая резня, и почти никто не уцелел. А из тех, кто защищал башню, не выжил никто, я же сказал. Большинство женщин и детей из самых знатных родов были именно там.
Ведьмак молчал.
– Калантэ, – спросил Лютик. – Ты знал ее?
– Знал.
– А девочку, о которой спрашиваешь? Цири?
– И ее знал.
От реки понесло ветром, по воде пошла рябь, ветер рванул ветки. С них мигающей пылью полетели листья. «Осень, – подумал ведьмак. – Снова осень».
Он встал.
– Ты веришь в Предназначение, Лютик?
Трубадур поднял голову, глянул на него широко раскрытыми глазами.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ответь.
– Ну… верю.
– А знаешь ли ты, что одного Предназначения мало? Что надобно нечто большее?
– Не понимаю.
– Не ты один. Но так оно и есть. Надо нечто большее. Проблема в том, что я… Я уже никогда не узнаю, что именно.
– Что с тобой, Геральт?
– Ничего, Лютик. Давай садись. Едем, день пропадает. Как знать, сколько времени нам потребуется, чтобы найти лодку, а лодка нужна будет большая. Не оставлять же Плотву.
– Переправимся вместе? – обрадовался поэт.
– Да. На этом берегу мне уже искать нечего.
9
– Йурга!
– Златулина!
Она бежала от ворот, развевая выпроставшимися из-под платка волосами, спотыкаясь, крича. Йурга бросил вожжи слуге, спрыгнул с телеги, помчался навстречу, ухватил ее за талию, крепко поднял, закружил, завертел.
– Я приехал, Златулинка! Вернулся!
– Йурга!
– Вернулся! Эй, раскрывайте ворота! Хозяин вернулся! Эх, Златулинка!
Она была мокрая, пахла мылом. Видимо, стирала. Он поставил ее на землю, но и тогда она, вцепившись, не отпускала его, дрожащая, теплая.
– Веди в дом, Златулина.
– Боги, ты вернулся… Ночей не спала… Йурга… Я не спала по ночам.
– Я вернулся. Ох, вернулся. И богато вернулся. Видишь телегу? Эй, погоняй, заезжай в ворота! Видишь воз, Златулинка? Много добра везу, потому как…
– Йурга, что мне добро, что мне воз… Ты вернулся… Здоровый… Целый…
– Богато вернулся, говорю. Сейчас увидишь…
– Йурга? А это кто? Вон тот, в черном? Боги, он с мечом…
Купец обернулся. Ведьмак слез с коня, отвернувшись, делая вид, будто поправляет подпругу и вьюки. Не глядел на них, не подходил.
– Потом расскажу. Ох, Златулинка, если б не он… А где дети? Здоровы?
– Здоровы, Йурга, здоровы. В поле пошли, ворон стрелять, но соседи им дадут знать, что ты дома. Тотчас примчатся, все трое…
– Трое? Откуда? Златуля? Да ты уж не…
– Нет… Но надобно тебе кое-что сказать… Не станешь злиться?
– Я? На тебя?
– Я приютила девчушку. От друидов взяла, знаешь, от тех, что после войны детей спасали… Собирали по лесам бездомных и потерявшихся… Едва живых… Йурга. Ты злишься?
Йурга приложил ладонь ко лбу, оглянулся. Ведьмак медленно шел следом за телегой, ведя лошадь под уздцы. На них не глядел, все время отводил взгляд.
– Йурга?
– О боги, – простонал купец. – О боги! Златулина… Такое, чего я не ожидал! Дома!
– Не злись, Йурга… Вот увидишь, как ты ее полюбишь. Девочка умненькая, милая, работящая… Немного странная. Не хочет говорить откуда, сразу плачет. Ну я и не спрашиваю. Йурга, знаешь, я ведь всегда хотела, чтобы была дочка… Что с тобой?
– Ничего, – проговорил он тихо. – Ничего. Предназначение. Всю дорогу он во сне говорил, бредил, ничего, только Предназначение да Предназначение… О боги… Не нашего ума это… Златулина. Не понять нам, что думают такие, как он. Что видят во сне. Не нашего это разума…
– Папа!
– Надбор! Сулик! Ну и выросли, ну бычки, истые бычки! А ну живо ко мне! Живо…
Он осекся, увидев маленькую, худенькую, пепельноволосую девочку, медленно бредущую за мальчиками. Девочка взглянула на него, он увидел огромные глаза, зеленые, как весенняя травка, блестящие, как две звездочки. Увидел, как девочка вдруг срывается, как бежит, как… Услышал, как она кричит, тоненько, пронзительно…
